Сборник рассказов
Шрифт:
– Ты пьяна, дурочка, - сказал он.
– Иди отоспись. Вот даже есть не хочешь...
Но женщина больше не смеялась, она сидела снова серьезная, задумчивая, сгорбившись над стойкой. И следила взглядом за Хосе. Вот он открыл холодильник и снова закрыл его, ничего оттуда не достав. Вот протер сверкающее, без пылинки, стекло. Женщина заговорила тем же мягким и ласковым голосом, каким спросила его раньше: "Правда, ты меня любишь, Пепильо?"
– Хосе, - сказала она.
Толстяк даже не обернулся.
–
– Иди проспись!
– сказал Хосе.
– Да ополоснись, перед тем как лечь, чтобы хмель сошел!
– Нет, взаправду, Хосе, - сказала женщина, - я не пьяная.
– Значит, на тебя дурь нашла, - сказал Хосе.
– Подойди-ка, мне надо поговорить с тобой, - позвала женщина.
Мужчина подошел с надеждой и в то же время с недоверием.
– Поближе.
Он встал прям перед ней. Она потянулась к нему и больно схватила за волосы, но сделала это с явной нежностью.
– Повтори, что ты мне сказал, - попросила она.
– Что?
– сказал Хосе. Он пытался заглянуть ей в глаза исподлобья, так как она пригнула ему голову.
– Что убил бы человека, который переспит со мной.
– Убил бы того, который переспит, королева. Клянусь, - сказал Хосе.
Женщина выпустила его волосы.
– Стало быть, ты вступишься за меня, если я убью кого-нибудь, сказала она утвердительно, отталкивая с грубым кокетством огромную, как у кабана, голову.
Хосе ничего не ответил, лишь улыбнулся.
– Отвечай, Хосе, - сказала женщина.
– Ты меня защитишь, если я убью кого-нибудь?
– Ну, это зависит...
– сказал Хосе.
– Говорить - одно, а делать другое.
– Никому полиция так не верит, как тебе, - сказала женщина.
Хосе самодовольно улыбнулся, польщенный. Женщина снова перегнулась к нему через стойку.
– Нет, правда, Хосе. Я могу побиться об заклад, что ты ни разу в жизни не соврал, - сказала она.
– А какой толк от этого?
– И все равно, - настаивала женщина, - полиция это знает и верит каждому твоему слову.
Хосе постукивал по стеклу, стоя перед женщиной, и не знал, что сказать. Она снова уставилась на улицу. Потом глянула на часы, и голос ее сделался другим, торопливым, словно ей хотелось закончить разговор, пока они одни.
– Ты мог бы соврать ради меня, Хосе?
– спросила она.
– Я всерьез.
И тут Хосе испытующе посмотрел на нее, в упор, глаза в глаза, словно ему вдруг ударила в голову страшная мысль. Мысль, которую он с лету поймал, шевельнулась у него в мозгу, смутная, неясная, и исчезла, оставив лишь жаркий след страха.
– Во что ты впуталась, королева?
– спросил Хосе. Он потянулся к ней, скрестив руки над стойкой. Женщина почувствовала крепкий, едкий, отдающий нашатырем запах в его дыхании, которое сделалось тяжелым, оттого что он навалился животом на стекло.
– Нет, правда, королева... Что ты натворила? сказал он.
Женщина оттолкнула от себя его голову.
– Ничего, - сказала она.
– Что, уж нельзя поговорить просто так, со скуки?
– Потом взглянула на него: - Знаешь, может, тебе и не придется никого убивать.
– Да у меня и в мыслях никогда не было, чтоб убить человека, - сказал Хосе озадаченно.
– Да нет же, - сказала женщина, - я говорю, никого, кто переспит со мной.
– А-а!
– протянул Хосе.
– Вот теперь мне ясно. Я ведь всегда говорил, что ты зря пустилась в такую жизнь. И даю слово, бросишь все это - буду жарить для тебя каждый день самый лучший бифштекс, и бесплатно.
– Спасибо, Хосе, - сказала женщина.
– Тут другое. Вся штука в том, что я больше не смогу ни с кем.
– Снова темнишь, - сказал Хосе. Он явно терял терпение.
– Ничего я не темню, - сказала женщина.
Она выпрямилась, села поудобнее, и Хосе увидел ее опавшую, жалкую грудь под корсетом.
– Завтра я уеду и, клянусь, больше никогда ничем тебя не побеспокою. И больше ни с кем не буду путаться, помяни мое слово.
– И с чего это ты?
– удивился Хосе.
– Вот решила, и точка. Я теперь только поняла, что все это одно скотство.
Хосе снова ухватился за тряпку и давай начищать стекло там, где она сидела. Заговорил, не глядя в ее сторону:
– Конечно, то, чем ты занимаешься, - настоящее скотство. Давно пора бы опомниться.
– Да я давно опомнилась, - сказала она.
– Но вот до конца убедилась в этом только-только. Мне опротивели мужчины.
Хосе улыбнулся. Он поднял голову и, все так же улыбаясь, посмотрел на нее.
Но она уже сидела подавленная, задумчивая, втянув голову в плечи и раскачивалась на табурете с каким-то помертвелым лицом, которое золотила преждевременная осенняя дымка.
– По-моему, надо оставить в покое женщину, которая убила человека, потому что он ей опротивел, после того как она с ним переспала, и не только он, но все, с кем она была в постели.
– Ну, уж ты хватила через край, -сказал Хосе растроганно, и в голос его просочилась нежность.
– А если женщина говорит мужчине, что он ей противен, когда тот уже одевается, потому что у нее перед глазами все, что он над ней вытворял весь вечер, и она чувствует, что ни мылом, ни щеткой не отодрать его запах...
– Это бывает, королева, - сказал Хосе, теперь уже с некоторым равнодушием, по-прежнему надраивая стекло.
– Его вовсе незачем убивать. Просто пошли его куда подальше.