Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Торговый капитал не мог не оказывать огромного преобразующего влияния на производство. Укрепляясь и развиваясь, он осуществлял постоянное перераспределение ресурсов. Причем не только, и далеко не всегда - от будущих стран «периферии» к странам «центра» (как показывает опыт, на ранних этапах Новой истории страны Южной Азии и даже Восточной Европы имели положительный баланс в торговле с Западом), но прежде всего - между традиционным производством и нарождающимся капиталистическим сектором. Подобное перераспределение происходит как в глобальном масштабе, так и внутри западных стран, меняя там соотношение сил между различными хозяйственными укладами и социальными группами. Втягивая традиционных производителей в рыночные отношения, торговый капитал заставляет их перестраиваться, вести свои
Перефразируя Покровского, можно сказать, что для того, чтобы заставить косное аграрное общество жить по своим законам, торговый капитал должен был надеть на себя шапку Мономаха.
Теория торгового капитализма, разработанная Покровским, интересна и ценна тем, что позволяет не только переосмыслить события отечественной истории, но и превосходно работает применительно к другим странам, помогает понять становление международного капитализма. В этом смысле многие западные исследователи конца ХХ века были по отношению к Покровскому в положении мальчика, заново изобретающего велосипед. Разница лишь в том, что Покровский, в отличие от Валлерстайна или Арриги, всегда конкретен. Он не создает общую теорию, а занимается анализом конкретных событий, досконально изучая именно русский материал. Однако то, что выводы Покровского были прочно основаны на материале одной «отдельно взятой страны», придает им универсальную ценность. Это не теоретические спекуляции, не философский анализ, основанный на общих рассуждениях, а вполне обоснованный результат специфического исследования.
Тот факт, что западные мыслители в конце ХХ века вынуждены были тратить время и силы, дабы «изобрести велосипед заново», является закономерным итогом разгрома «школы Покровского». Книгу Розы Люксембург «Накопление капитала» продолжали читать и изучать, несмотря на то, что этот труд с основанием может претендовать на звание самого скучного текста классического марксизма. Работы великого русского экономиста Николая Кондратьева, современника Покровского, ставшего жертвой сталинских репрессий, были известны на Западе и оказали огромное влияние на историков, социологов и даже бизнесменов. Проведенный Кондратьевым анализ длинных циклов мирового капиталистического хозяйства стал одним из краеугольных камней все той же «Школы миросистемного анализа». Характерно, что идеи Розы Люксембург, Николая Кондратьева и Михаила Покровского формировались в одно и то же время, под влиянием одних и тех же событий, одного и того же исторического и общественного опыта. Из трех предшественников миросистемной школы Покровский был единственным, кто умер естественной смертью, но в идейном плане ему повезло меньше всех: в отличие от Н. Кондратьева и Розы Люксембург, он был забыт. На западные языки его труды не переводились, на русском не переиздавались.
После разгрома школы Покровского отечественная историческая наука возвращается в лоно дореволюционной традиции. «Советский термидор» нуждался в собственных мифах ничуть не меньше, чем империя Романовых. В многочисленных томах перечень правителей, дополняемый описанием побед русской державы, чередуется с периодически повторяемыми жалобами на экономическую и культурную «отсталость». Советский период выглядит на этом фоне завершающим и триумфальным, ибо знаменует продолжение побед при одновременном преодолении отсталости. Деятельность Коммунистической партии Советского Союза оказывается торжественным итогом тысячи с лишним лет развития России. Сталин, Хрущев и Брежнев воплощают в жизнь мечту Петра I. Флот, наконец, создали, фабрики построили, и Европа замерла в изумлении. История, выполнив свою задачу, становится ненужной. Задолго до Френсиса Фукуямы советские политики и идеологи «эпохи застоя» организовали конец истории в одной отдельно взятой стране. Здесь больше ничего не происходит. Страна лишь идет «от съезда к съезду». На этих съездах счастливый народ докладывает партии о своих успехах.
После
Впрочем, миф о России как «особом мире», существующем как будто вне глобального контекста и отдельно от социально-экономических и культурных процессов Востока и Запада, пришелся по вкусу не только отечественным идеологам. Миф о капитализме как порождении европейской (высшей) цивилизации вполне уживается с представлениями о русской «исключительности».
Для того чтобы обеспечить самоопределение Запада как особой и уникальной культуры, противостоящей «Востоку» и «Азии», необходимо превратить Россию в «загадку», «тайну». Проблема не в том, что западный человек разгадать «загадку» не может, а в том, что не хочет. Вернее, не хочет признаться, что никакой загадки, собственно, и нет, что разгадывать нечего. Ибо признание этого факта автоматически ставит под вопрос оценки, даваемые Западом самому себе. В то время как Запад лицемерно изображает недоумение, отечественные мыслители - будь они хоть западниками, хоть славянофилами, дружно признавая неразгаданность «русской загадки», упорно не могут не только предложить собственного ответа, но и сформулировать вопрос. Единственное, на чем они сходятся между собой и с иностранцами, так это в самом наличии некой «тайны», некой особенности, не подлежащей рациональному обсуждению в социологических или экономических категориях.
Культура страны, вставшей посередине между Европой и Азией, предстает в образе непостижимого Сфинкса, в виде соединения несоединимого, которое нет смысла ни оценивать, ни анализировать. «Исключительность» России - это тезис, подтверждающий сам себя и не нуждающийся ни в каких доказательствах, ибо выступает в качестве исходной аксиомы мышления - для того, чтобы осознать эту исключительность, русскую историю и социальную практику первым делом исключают из контекста «общего» повествования. Одно дело - сказать, что мы «не нормальная страна», или, наоборот, заявить, что у нас своя, особая, им недоступная норма. А другое дело - осознать, что общие нормы включают и наш опыт как частный случай. Просто норма не такова, как кажется…
История Покровского - не только марксистский анализ и переосмысление прошлого, но, прежде всего, демистификация. Не просто критика национальных (и антинациональных) мифов, но и принципиальный отказ играть по правилам мифологического сознания, которое просто не является для историка сколько-нибудь интересным, даже в плане полемики.
Исторический факт - как бы он ни был парадоксален и уникален - всегда конкретен. И именно в своей конкретности он становится частью общего опыта, человеческой культуры.
Для насквозь мифологизированного сознания любое противоречие предстает в виде загадки или тайны. Но если смотреть на вещи конкретно, то выясняется, что и ответы будут простыми и конкретными. И придется признать, что Сфинкс, беседующий с Эдипом, - это вовсе не загадочное мистическое существо, а просто надоедливая тетка на четырех лапах с крыльями, которая сидит на скале и пристает к прохожим с идиотскими вопросами.
НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ ПОМИЛОВАНИЕ МИХАИЛА ХОДОРКОВСКОГО
Михаилу Ходорковскому опять не повезло. Ему отказали в прошении о досрочном освобождении. Хотя, казалось бы, всё так хорошо начиналось. Представители власти недвусмысленно намекали, что ситуация может поменяться, что есть основания для надежды…
Будучи пленником государства, опальный магнат надеялся, что новый президент отпустит его на свободу. Прошение о помиловании имело примерно такой же смысл, как предложение об обмене военнопленными. Только в обмен на освобождение Ходорковского президент Медведев должен был получить похвалы на Западе и поддержку либеральной публики внутри страны. Если Дмитрию Медведеву нужна репутация либерала, то вот надежное средство получить её.