Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Что касается нравственной оценки интеллигенции, то тут я с Вами согласен - хотя, конечно, речь идет не о всей интеллигенции вообще, т.к. часть ее, объединившаяся в «Яблоко», не подвергая сомнению либеральную идеологию, тем не менее выступала против социального уничтожения рабочих и бюджетников. Вина лежит не столько на конкретных людях, сколько на идеологии этой интеллигенции, которая сформировалась еще в позднесоветские годы и представляла собой нечто вроде американского либертарианства (в обществе каждый за себя, выигрывает сильнейший, государство не должно вмешиваться, если рабочие и интеллектуалы не нужны сейчас экономике, то такова карма «постиндустриализма», и т.п.), в сочетании с установкой на экспертную роль интеллектуала, опирающегося на метод и эрудицию (Щедровицкий и его «методологи» предвосхитили современный дискурс политтехнологов лет на двадцать), а также с
Кстати, мне кажется, что и в Вашем «альтюссерианском» видении перестройки есть момент экспертной отстраненности. Вы противопоставляете непосредственной политической борьбе людей, в открытой и непредсказуемой ситуации, некое линейное видение истории («путь вперед», «путь назад»), причем с изрядной долей исторического детерминизма: по-Вашему, получается, что в перестройку все делалось правильно (реставрация капитализма), и в то же время это был путь назад, реакция. То есть левые должны были временно поддерживать построение либерал-капиталистического общества, понимая всю его реакционность. Ну ничего себе! Это уже не Альтюссер, это Каутский! Мне не хватает здесь чувства открытости истории и задачи создания свободных институтов на той социо-экономической базе, которая есть на данный момент.
Б.К. Напротив, я как раз говорю, что левые должны были бороться против капиталистической реставрации, сознавая (или не сознавая) заведомую обреченность этой борьбы. Собственно, в качестве участника события я так и поступал. Обреченность сопротивления была для меня ясна уже в 1991 году (хотя бывали моменты, когда казалось, что есть шанс). С другой стороны, борьба ведется не за сегодняшнюю победу, а за завтрашнюю. Это нормально. Очень часто приходится принимать битву, даже заранее зная, что её нельзя выиграть.
А.М. Ну ясно. То есть стоическая такая позиция. Вернемся, однако, к интеллигенции. Ее исторически противоречивая роль отразилась и в ее идеологическом сознании - крайне эклектичном поначалу, напрямую противоречивом потом. Либерально-демократические взгляды постепенно вступили в противоречие с консервативными и/или экспертными идентификациями, и интеллектуалы отказались от взглядов вообще (триумф «экспертности»), или распределились на лагеря «либерал-консерватизма» и «либерал-демократизма» по типу «Яблока», причем демократизма и в последнем случае мало. Лишь единицы пока сделали выбор в пользу социал-демократических или коммунистических позиций (не имеются в виду, конечно, КПРФ или «Справедливая Россия» - две социал-консервативные партии, на интеллигенцию вообще не ориентированные). Однако многие «либерал-демократы» уже достаточно ознакомились с мировой ситуацией и достаточно отчаялись в консерватизме Путина, чтобы понять и оценить левую, социалистическую позицию и быть готовыми к альянсу с ней. Здесь мы с Вами расходимся - я считаю, что такой альянс необходим, и в нем надо бороться за идеологическую и политическую гегемонию левых, а Вы опасаетесь повторения постперестроечного «предательства». «Предательство», однако, произошло не на уровне злой воли, а на уровне идеологии, которая разделялась тогда и самими рабочими, а невыгодна была в конечном счете и самим интеллигентам. Речь именно идет о том, чтобы учиться на ошибках и с самого начала настаивать на примате социал-демократической составляющей над экспертными и идеалистическими составляющими, характерными для либерализма. Надо только еще решить и продумать, как именно может выглядеть социалистическая гегемония при сохранении рынка и мелкого предпринимательства, и как именно может выглядеть искомый коммунизм (демократия Советов на производстве плюс просвещенческая, мобилизованная бюрократия? Но как тогда избежать судьбы СССР, рутинизации бюрократии?)
Как Вы думаете, почему советская интеллигенция совершила свое историческое самоубийство? Были ли у нее в 1980х-1990х годах альтернативные пути поведения? Возможна ли новая революция без Просвещения, а значит, без просветительского класса? И даже если этот класс выживет, то сможет ли он вступить в сцепку с классами наиболее угнетенными (и по определению, непросвещенными)?
Б.К. То, что либералы хотят использовать левых - очевидно. Так же, как они их успешно использовали в 1989-91 годах, причем не только в России. Людям свойственно повторять приемы, которые однажды успешно срабатывали. Другое дело, что порой людям свойственно наступать повторно на одни и те же грабли, тут тоже нет ничего удивительного. Классический русский спорт. Только нужно ли в нем упражняться? Я, во всяком случае, предпочитаю другие упражнения.
Старой советской интеллигенции больше нет, она сама себя похоронила, поддержав правых в начале 1990-х годов. Есть её осколки, в большей или меньшей степени маргинальные. И от того, что эти осколки могут издавать журналы, заседать в Общественной палате, или, наоборот, получать западные гранты, ничего принципиально не меняется. Они маргинальны по отношению к обществу. Бюрократы, кстати, не маргинальны. Увы. Они нашли свое место в новом капитализме. Российская бюрократия - не советский атавизм, а органическая и необходимая часть современного капитализма. А то, что наши чиновники маскируются под «совков», являясь по сути европейцами ничуть не меньше своих западных коллег - в этом культурная особенность России: капитализм недостаточно легитимен, приходится мимикрировать.
Русское народничество дало в XIX веке отличный ответ западникам, включая ортодоксальных марксистов, показав, что общественное неприятие капитализма не проявление отсталости, а залог будущего прогресса. И закономерно, что Маркс поддержал в этом споре народников, а не своих русских горе-учеников.В каком-то смысле неонароднические тенденции в обществе существуют и сейчас, особенно в провинциальных образованных слоях, давая шанс на возникновение новой интеллигенции. Но времени очень мало. Системный кризис, который уже начинается на глобальном уровне не обойдет стороной Россию. И все условия общественного существования радикально изменятся. Россия 2017 года будет отличаться от нынешней так же, как страна 1987 года от страны 1997 года. Основные потрясения впереди. И они не за горами.
В такой ситуации ссылки на 1789 и тем более 1917 год сами по себе ничего не говорят: мы для того и учим историю, чтобы не повторять её. Иной вопрос, что есть логика революционного процесса. И она демонстрирует, в частности, что Ленин завоевал поддержку масс для большевиков именно потому, что порвал с либералами. Кстати, якобинские лидеры Французской революции стали что-то значить именно тогда, когда решились на разрыв с умеренными. Они, разумеется, шли за Мирабо и ему подобными в 1789 году, но тогда и массы за умеренными либералами шли. Да, разрыв с либералами, в рамках демократического процесса эффективен политически в тот момент, когда массы в них разочаровываются. Но в том-то и дело, что в современной России массы за либералами не только не идут, они их ненавидят. Иными словами, ориентация на либералов гарантирует, что левые бросают вызов своей классовой базе, своей потенциальной массовой аудитории. В сущности плюют людям в лицо, говоря: нам текущие политические расклады важнее вашего мнения. Нет, разумеется, мы не обязаны с массами соглашаться. Массы то и дело бывают неправы (хотя сейчас они как раз фундаментально правы). Но дело не в правоте или неправоте. Дело в возможности разговора или разрыва. Ориентация на либералов означает разрыв с массами, невозможность говорить с ними. Неприятие либерализма в России идет не от идеологии, не от авторитарного прошлого, а от социального опыта. Это выстраданное понимание классовой реальности, оплаченное дорогой ценой 1990-х годов. И когда людям говорят: власть коррумпирована, авторитарна, она безобразна, люди отвечают: да, это так, но либералы ещё хуже. Это ценнейший опыт, накопленный народом за 1990-е годы, когда либералы были у власти. И этот опыт имеет огромную ценность для левого проекта.
Российские либералы принципиально, последовательно и обоснованно антинародны, антидемократичны. Их программа - власть «просвещенной элиты» над «диким народом».
А с чего, кстати, они взяли, что народ дикий? По уровню образования средний россиянин сегодня не уступает среднему американцу (хотя это ещё похвала не большая). «Дикость» народа определяется одним критерием - они не принимают нашу политику и ценности. А может быть, дикими являются как раз сами либералы? Это же уровень рассуждения, пригодный для представителей какого-то примитивного племени. Они - дикие люди - не принимают нашего права их поедать!
Борьба за ценности Просвещения означает сегодня жесткую и бескомпромиссную критику либерализма. Включая и принципы политкорректности, которые, между прочим, предполагают отказ от просветительского универсализма. Очень поучительно, что во Франции, когда во имя ценностей республики запретили в школах носить хиджаб (так же как кресты и ярмолки) многие левые вместе с либералами страшно переживали. Они оставили республиканские принципы 1789 года для правых, предпочитая им феодальную логику специальных привилегий и вольностей. Эти же левые вместе с либералами, однако, поддержали вторжение в Афганистан - во имя освобождения женщин.