Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Единственным субъектом, который воспринимается как таковой, является администрация президента РФ, отдельные личности отдельных чиновников, связанных с этой администрацией. Причем, здесь у нас плюрализм есть - существует Медведев, Путин, Сурков, Кудрин, которые вот и есть политические субъекты. По этому поводу уже даже представители администрации начали говорить, что это вообще плохо, потому что система становится неуправляемой и крайне рискованной в случае кризиса. Потому что субъекты не институциональны, то есть, например человек заболел, или пришла в голову неприятная мысль, и так далее, и субъект пошел в разнос, и совершил какие-то неадекватные действия. Нужен какой-то институциональный субъект.
Отсюда знаменитая идея, циркулирующая в прессе, которая уже на протяжении нескольких месяцев меня очень умиляет, - переформатировать диск. То есть стереть всех и написать новых. Это показывает вам, какой уровень мышления у российской управленческой элиты.
Если же говорить не о административно-технологических мерах, то конечно в России существует специфический ресурс - это свободные профсоюзы. Они действительно заявили о себе, как о политической силе, они обладают некоторым четко сформулированным политическим заказом, в вопросах трудового кодекса, в вопросах законодательства и забастовках и так далее. Они обладают некоторой степенью массовости, потому что это не единицы, не десятки и не сотни людей, а десятки тысяч.
Проблема состоит в том, что свободные профсоюзы сами так сказать политической силой в России, не будут. Они могут оказаться, в лучшем случае в роли носителя, с которого стартует следующая ступень. Это позиция профсоюзных лидеров, но мой взгляд позиция здравая, они готовы поддержать запуск новой политической силы, но они не хотят сами ею становиться. Вот это, на самом деле требует, все-таки консолидации имеющейся среды, привлечения новых активистов, и выработки некой общей приемлемой для профсоюзов и приемлемой для левой среды идеологии.
В чем отличие с Украиной? В том что, что опять зеркальная картинка, уровень субъекта уже сейчас гораздо выше, с другой стороны, в украинской политике я не вижу вот такого носителя, который может быстро при нынешних условиях выпустить наверх какой-то политический фактор. Еще раз подчеркиваю, речь не идет о какой-то мощной силе.
Андрей Ермолаев: Альтернатива правящему классу, ваши партии можно переформатировать, потому что они являются фракциями правящего класса.
Борис Кагарлицкий: Тут возникает еще одна очень забавная вещь, дело в том, что одной из причин популярности профсоюзов является то, что они не входят в меню политики. То есть вплоть до того что, скажем, почему о забастовках в России очень много пишут, потому что профсоюзы в газетах, журналах и телевидении, входят в раздел общества. Соответственно значительная часть журналистов, которые не очень ситуацией в средствах массовой информации, из отделов политики ушли, но где-то им работать надо, так они пришли в отдел общество. И тут обнаружили, что есть некоторая сюжетность, а журналисту нужен сюжет для того, чтобы было о чем писать. Тут есть, о чем писать, так выяснилось что эта неконтролируемая сфера, она оказалась за пределами политики.
Юрий Романенко: Хорошо, спасибо, перейдем уже, пожалуй, к обсуждению. Первым будет Сергей Дацюк.
Сергей Дацюк: Я сразу попытаюсь отнестись к самим фундаментальным основаниям, и вопрос не в том, верю я в эти основания или не верю, я их просто попытаюсь изложить и укажу на их неадекватность.
Самый левый подход базируется на трех онтологемах, можно придумать и четыре и пять, но базовыми являются три.
Первая онтологема - противоречия между трудом и капиталом. Труд создает прибавочную стоимость, капитал ее не создает. Можно это трактовать в психологическом ключе, как отчуждение труда, а можно в экономическом, как отчуждение собственности от того, кто производит эту прибавочную стоимость. Однако, факт остается фактом, управленческий труд капитала не признается трудом. Тот факт, что за все конкурентные процессы, за все процессы кризисного характера, за все процессы перераспределения национальной общей прибавочной стоимости, расплачивается именно капитал, это во внимание не берется.
В этом смысле вторая онтологема - управленческая компетенция является таковой, что она может быть включена в дело коллективным образом, отсюда пролетариат либо через диктатуру пролетариата получает государство в свое управление и осуществляет свою волю, либо путем социал-демократического представительства в органах власти, осуществляет управленческую компетенцию.
Тут вообще у меня ряд претензий, что управленческая компетенция вообще может быть освоена, каким-то условно общим образованием под названием трудящийся класс, и что эта управленческая компетенция может быть реализована коллективным образом. Это два очень серьезных допущения, которые я, как человек непривыкший брать что-то на веру, не могу принять во внимание.
Третье допущение, третья онтологема, на которой базируется левая идея - это что экономический язык является наиболее адекватным языком системного анализа. Что политика - это концентрированная экономика, что все, что мы можем видеть в мире, так или иначе экономический подход, или экономические системные преобразования.
Вот такие три онтологемы левый идей, мне представляются наиболее неадекватными на сегодняшний день. Потому что, управленческие знания оказались необычайно усложнены, первая революция менеджеров, Юра нам про это рассказывал, вторая это революция консультантов, где определяющим уже становится не управленческая компетенция, а знания. Вопрос не в том, что ты управляешь, а что ты управляешь достаточно сложными рынками, которые уже являются не вполне экономическими, а в значительной степени знаковыми, виртуальными рынками, рынками, основанными на инфраструктурах, и что ты вообще не знаешь, как управлять, потому что ты каждый день перегружен. В этом смысле идет перераспределение прибавочной стоимости от менеджера к консультанту, мы пережили это все, и в этом смысле управленческая компетенция является не принадлежащей управленцам, она сегодня не принадлежит даже консультантам.
При этом, экономический язык, в том смысле, в котором его рассматривает Валлерстайн, я задавал вопрос ему 3-4 года назад, когда он приезжал сюда, скажите, а мир это одна система или много систем. Он ушел от ответа, на базовый онтологический вопрос. Он не дал ответа, почему? Потому что это тот вопрос, который взрывает изнутри экономический язык. Как только ты признаешь, что мир содержит много систем, тебе надо отдавать простой отчет в этой ситуации, и давать ответы на вопросы, а как эти системы соотносятся? К какой теории, где это? Это точно не марксизм, это точно не левая идея, потому что там одна система, экономическая, там один язык наиболее адекватный, экономический язык. Как только ты предъявляешь требования сказать, что мир это много систем, которые могут быть проинтерпретированы в нескольких связанных с друг другом.
В этом смысле, даже если есть спрос, а у некомпетентного большинства всегда есть спрос на упрощенческие проекты, а в России надо упрощенческий проект, даже если есть этот спрос и он будет реализован, то его реализация будет неадекватна этому сложному миру, который есть сегодня. Потому вопрос даже не в том, сможет ли реализоваться левый проект, а в том, что левый проект застыл даже не в 20-ом, а в 19-ом веке. Он не может адекватно ответить на эти три вызова, которые я сформулировал.
Андрей Ермолаев: Сергей, марксисты никогда не говорили, что обязательно левые проекты, левая партия реализует социализацию определения отчуждения, они говорили, что могут субъективно реализовать это как политику, но могут и не реализовать. Это будет происходить как некий объективно-стихийный процесс.
Сергей Дацюк: Так про это и говорю, что если есть какой-то проект, с достаточно сложным языком, где экономический один из пяти других языков и представители этого проекта приходят организовывают, тогда возникает вопрос, а зачем вы тогда называете левыми? Зачем нечто новое по сущности называть старыми словами. В этом смысле, как только вы начнете говорить со мной адекватной этой многосистемной мировой системе, языком, я тогда спрошу вас, ребята, а чего вы левые то? Вы не левые, то есть когда вы станете адекватными, вы перестанете быть левыми, а пока вы остаетесь левыми, вы неадекватны. Вот мой ответ.