Сборник статей и интервью 2006г.
Шрифт:
Особенно досталось, разумеется, иностранным актерам, старательно изображающим донских казаков. Получается и вправду плохо. Однако позволю себе предположить, что дело здесь не в слабости актеров и даже не в том, что иностранец русского человека понять и тем более сыграть не может.
Если русские актеры неплохо играли англичан в многочисленных экранизациях классической британской литературы, которыми так изобиловало советское кино, то почему бы англичанину под руководством отечественного режиссера не проникнуться русским духом?
Проблема не в отсутствии понимания, а в совершенно разных актерских школах, в несовместимости стилей игры, которая настолько велика, что даже уже не имеет значения, насколько поняли или не поняли иностранцы роман Шолохова. Сталкиваясь с коллективом, играющим совершенно по другим, непривычным для них правилам, и Руперт Эверетт, и Дельфин Форест просто теряются, выглядят манекенами.
Вписаться в русский актерский состав удается, как ни странно, только Мюррею Абрахаму, который местами начинает казаться почти убедительным. Видимо, сказывается опыт. Но внешность явно подводит. Старик Мелехов, конечно, был темноволос, и была в нем турецкая кровь, но все же не до такой степени, чтобы его можно было принять за испанского цыгана или средиземноморского еврея.
Впрочем, критика, сосредотачивающая внимание на бытовых и исторических неточностях, на актерских неудачах и технических погрешностях, странным образом упускает из вида самый главный вопрос: почему вполне профессиональные люди сняли такой беспомощный фильм?
Легче всего возложить вину на сына режиссера. В конце концов многих проблем не возникло бы, если бы материал был более удачно смонтирован. И, кстати, собственные работы Федора Бондарчука (та же «9-я рота») свидетельствуют о том, что он умеет монтировать жестко и эффектно. В данном случае, возможно, Бондарчука-младшего подвела боязнь испортить авторскую работу отца собственным излишним вмешательством. В итоге, однако, он практически свел весь монтаж к последовательной склейке фрагментов, что делает фильм похожим на продукцию сегодняшнего телевидения. Только причины совершенно разные.
На телевидении просто экономят деньги и время, снимая как можно меньше разных планов, избегают лишних дублей, не утруждая себя сложной монтажной работой. В случае Федора Бондарчука мы имеем, напротив, неспособность справиться с огромным количеством незавершенного материала, обработать который мог бы только человек, уверенно считающий себя автором и четко осознающий свой собственный замысел.
Однако было ли такое понимание замысла у самого Бондарчука? Именно это и вызывает самые большие сомнения.
Экранизация классического советского романа в начале 1990-х годов явно проникнута господствовавшим на тот момент идеологическим - антисоветским - духом. Большевики выглядят непременно либо злодеями и идиотами, либо тупыми фанатиками. Однако опираться все же приходится на текст Шолохова, и тут возникает неизбежный вопрос: почему автор такого откровенно антибольшевистского романа не просто не был отправлен в ГУЛАГ, а сделался официальным советским писателем, лауреатом всевозможных премий и одним из главных идеологов советской литературы, проводником официальной культурной политики?
Разумеется, роман «Тихий Дон» стоит в творчестве Шолохова особняком. Он гораздо честнее, чем, например, «Поднятая целина» (которая благодаря большей идеологической последовательности заняла место в школьной программе). Именно отсюда и регулярно возникавшие подозрения относительно авторства романа - не был ли текст написан первоначально кем-то другим?
Однако сталинская идеологическая система, принимавшая и поднимавшая на щит этот роман, все же была вполне способна отличить произведение «советской литературы» от «вражеской пропаганды». И признание официальными властями «Тихого Дона» в качестве официальной советской классики связано с тем, что роман этот действительно проникнут пониманием неизбежности и необходимости победы большевистской революции. То, что этот вывод делается на основе опыта (и в значительной мере с позиции) людей, с этой революцией боровшихся, делает его лишь еще более убедительным.
Как известно, Григорий Мелехов на протяжении романа несколько раз меняет свои политические взгляды, то проникаясь симпатией к большевикам, то восставая против них, то опять к ним переходя. Тема перехода с одной воюющей стороны на другую вообще регулярно повторяется в довоенных советских произведениях, посвященных Гражданской войне (достаточно вспомнить «Белую гвардию» Михаила Булгакова и «Хождение по мукам» Алексея Толстого).
Собственно, эти неоднократные переходы - воинских частей, регионов и целых социальных групп - как раз и составляли в значительной мере суть Гражданской войны, которую очень четко и достоверно продемонстрировал Шолохов.
То, что происходило на самом деле, очень мало похоже на парадную версию революции, нарисованную послевоенными советскими историками, но еще меньше - на антибольшевистскую сатиру, заменившую исторический анализ на исходе ХХ века.
Русская революция началась с краха продовольственного снабжения. Не получивший хлеба Петербург восстал против царского режима, но уже спустя несколько месяцев обнаружилось, что республиканское Временное правительство решить проблему снабжения городов так же не в состоянии, как и царское.
Большевики, прекратив войну и дав крестьянам землю, на некоторое время получили массовую народную поддержку. Не случайно, возвращающийся с фронта Григорий Мелехов им симпатизирует, как и миллионы других солдат, получивших возможность вернуться из окопов Первой мировой. Но уже к весне 1918 года обнаружилось, что большевистский режим должен решить еще одну проблему, с которой его предшественники не справились: надо было накормить города.
В царской России существовал, как сейчас бы сказали, явный диспаритет цен между городом и деревней. Иными словами, цены на промышленные товары были завышены, а цены на продовольствие занижены. За счет этой системы петербургские администраторы, включая графа Витте и Петра Столыпина, осуществляли перераспределение средств, финансируя развитие промышленности, поддерживая зерновой экспорт и за его счет укрепляя рубль.
В ходе войны этот порядок не только рухнул, но и сменился новым положением дел, когда продовольствие стало непомерно дорогим, а город просто не мог предложить селу достаточного количества товаров. Пытаясь решить эту проблему путем печатания бумажных денег, Временное правительство довело дело до гиперинфляции, от чего положение стало только хуже: в деревне новые бумажки вообще брать перестали (как ни странно, царские банкноты продолжали хождение, по привычке ценились как «настоящие» деньги).