Сборник статей и интервью 2006г.
Шрифт:
Однако у власти проблема. Очень трудно одновременно вести борьбу с правым экстремизмом и «зачищать» гражданское общество. Война на два фронта требует усилий, ресурсов и внимания, которых может просто не хватить. Да и действовать надо, сохраняя благопристойный вид. Избегая при проведении репрессивной политики крайностей и эксцессов или, по крайней мере, всегда имея возможность их прикрыть.
В начале 2000-х годов националистические движения в России переживали кризис. Даже в КПРФ (являющейся, вопреки названию, главной националистической партией) возникли колебания. В партии, и особенно в её молодежной организации появились коммунистические течения, робко пытавшиеся апеллировать к названию и истории собственной организации. Между тем к середине нынешнего десятилетия расистско-националистические силы в России как будто обрели «второе дыхание». Успешная «зачистка» гражданского общества создала для них благоприятные условия. Путин столь энергично выкорчевал на своём огороде все цветы, что расчистил пространство для сорняков.
Такой политический огород не нужен даже самой администрации. Государственная машина начинает со скрипом поворачивать фронт. «Борьба с фашизмом» становится модной идеологической мелодией, исполнителям которой в Кремле готовы, даже доплачивать. Не удивительно, что желающих побороться с фашистской угрозой сразу нашлось несметное множество. Только все они как-то не по этому делу. Если вы систематически давили гражданское общество, то не удивляйтесь, когда на призыв к общественной мобилизации сбегаются одни мародеры.
Шахский Иран рухнул под ударами фундаменталистского восстания, совместившего революционный энтузиазм с последовательно реакционной программой. Путинская Россия уверенно идет навстречу собственному кризису, конкретные очертания которого ещё не до конца просматриваются. Но общая динамика процесса уже более или менее видна. Единственная сила, которая может противостоять нарастанию националистической реакции, - это гражданское общество. А в силу наших социальных, экономических и культурных условий реальное гражданское общество будет не либеральным, а левым.
Специально для «Евразийского Дома»
ЗАКАТ (НЕОЛИБЕРАЛЬНОЙ) ЕВРОПЫ
В Западной Европе явно что-то меняется. Правительства стали нестабильны: им оказывается все труднее пережить выборы. Массы все чаще выходят на улицы и ведут себя все агрессивнее.
А главное, обыватель все чаще проявляет симпатию не к силам правопорядка, а к уличным бунтовщикам. Французы массовыми протестами вынудили премьер-министра отказаться от закона о «контракте первого найма». Руководство страны сделало ставку на конфронтацию с обществом, осознанно превратив вопрос о новом трудовом законодательстве в конфронтационную пробу сил, - и с треском, позорно проиграло. Отговорки, что будут приняты новые законы, «еще лучше прежнего», уже никого не убеждают, а главное - никого не пугают. Правительство поставило республику на грань, за которой, по логике вещей, - народное восстание и гражданская война. Совершенно ясно, что в современной Европе переступить эту грань крайне трудно, почти невозможно, но многонедельная борьба нервов завершилась отступлением власти: на ней лежит теперь не только печать поражения, но и моральная ответственность за кризис политических институтов.
У нас любят гадать относительно перспектив 2007-2008 годов. Произойдет ли смена руководства страны? Сохранится ли политическая стабильность? Как все это скажется на экономике? Или, наоборот, как экономические процессы скажутся на политической борьбе? Между тем полномасштабный кризис дестабилизации созревает у нас на глазах в Западной Европе.
«В сложившейся ситуации новый европейский империализм может рассчитывать лишь на внутренние ресурсы, которые предстоит выжать из собственного населения» Все началось с амбициозных планов элит, мечтавших потеснить Соединенные Штаты, создав новую капиталистическую сверхдержаву на базе объединенной Европы. Речь не шла о том, чтобы победить США или занять их место в мире. Стратеги объединенной Европы вовсе не были настроены антиамерикански. Но они мечтали о новом распределении ролей и о более равноправном партнерстве.
Чтобы этого добиться, нужно было не только интегрировать континент политически (понемногу придавая интеграции и военное измерение), но и резко изменить социально-экономические правила. Дабы успешнее конкурировать с американскими транснациональными компаниями, продвигать свои деньги в качестве «второй резервной валюты», отвоевать у США долю мирового господства, Западная Европа сама должна была стать похожей на Америку, отказавшись от своих традиций, институтов, от собственной культуры.
Интересно, что российские «почвенники», сетующие на культурную агрессию «Запада», не заметили острейшей борьбы идей и ценностей в самом «западном обществе». Причем, надо заметить, что европейское культурное сопротивление оказалось куда более эффективным, чем российское. Неолиберальные реформы наткнулись на эшелонированную оборону общества, сопротивлявшегося буквально всему - от введения единой валюты до ресторанов «быстрого питания» (в Италии даже появилось движение «за медленную пищу»). Это сопротивление было таким упорным потому, что опиралось на развитые институты гражданского общества и на массы, имеющие многовековой опыт защиты своих классовых интересов. А то, что новый проект «единой Европы» - проект сугубо классовый и агрессивно-буржуазный, трудящееся большинство старого континента поняло довольно быстро. Ни наемным работникам, ни даже основной массе средних слоев новая европейская империя просто не нужна.
Старый европейский империализм пользовался известной поддержкой среди трудящихся. Ведь, завоевывая колонии, западные державы получали дешевые ресурсы, за счет которых они могли, говоря языком тогдашних марксистов, «подкупать рабочую аристократию». Иными словами, повышать жизненный уровень определенной части общества.
В эпоху, когда колониализм ушел в прошлое, а единственной глобальной державой являются США, подобный путь исключается. Страны третьего мира и без того финансируют западное потребление. Выжать из них дополнительные средства для поддержания амбициозных проектов европейской элиты просто невозможно. Восточноевропейские страны «новой Европы» могли бы стать своего рода «внутренними колониями» старого Запада (подобно тому, как Ирландия была в эпоху Виктории внутренней колонией Соединенного Королевства), и в экономическом отношении это происходит у нас на глазах. Но, сохраняя политическую независимость, восточноевропейские страны получают возможность «качать права» внутри европейских институтов, да еще и пытаются получить поддержку США для давления на лидеров Евросоюза. Ирландия всегда была слабым звеном Британской империи, но Польша, Венгрия и Прибалтика в европейском проекте - это уже не «слабое звено», а самая настоящая «пятая колонна», та самая «новая Европа», на которую Вашингтон опирается для борьбы с геополитическими конкурентами.
В сложившейся ситуации новый европейский империализм может рассчитывать лишь на внутренние ресурсы, которые предстоит выжать из собственного населения. А это значит - прощай социальное государство, прощай терпимость, прощай культура компромисса. Резко обостряются все противоречия - классовые, этнические, религиозные, межрегиональные. Единая Европа становится не идиллическим пространством всеобщей любви, а полем широкомасштабного конфликта. И чем более тесной является интеграция, тем быстрее распространяются эти проблемы и конфликты по континенту.
Особенности национальных культур, классовая солидарность и традиционные общественные институты вступают в закономерный симбиоз, направленный против обезличенного и агрессивного «европейского проекта», носителями которого становятся политические и деловые круги, а также чудовищно разросшаяся и все менее эффективная бюрократия. Эта бюрократия, принудительно насаждающая повсюду принципы свободного рынка и частного предпринимательства, сменившая идеологию «общественной службы» открытой ориентацией на интересы крупного бизнеса, становится предметом всеобщей ненависти.
Сопротивление, как показали события во Франции, делается все более эффективным. А главное - весь проект в тупике. Правящие круги вынужденно идут на компромиссы, маневрируют, но в результате экономическая и социальная системы оказываются еще более противоречивыми и все менее работоспособными. Когда в конце 1980-х на Западе распространялась пропаганда о европейской неэффективности, это был не более чем идеологический миф, необходимый для того, чтобы под предлогом «вызовов глобальной конкуренции» мобилизовать общественную поддержку для имперского проекта, уговорить людей идти ради него на жертвы. Спустя полтора десятилетия ситуация изменилась. Европейская экономическая система представляет собой странную мешанину из обломков социального государства и неолиберальных установлений. Новые принципы рынка труда накладываются на старое иммиграционное и трудовое законодательство; либеральные законы, специально написанные для удобства финансового капитала, противоречат привычным государственным обязательствам. Каждая новая реформа не столько продвигает вперед неолиберальный проект, сколько еще больше запутывает ситуацию.