Сборник статей и интервью 2006г.
Шрифт:
А вот за скучно-благопристойным Мироновым и испуганно благонадежным Бабаковым этот избиратель не пойдет никогда. Отдаст свои голоса Владимиру Жириновскому, поддержит КПРФ, не пойдет на выборы, но за Миронова и Бабакова бросать бюллетени не будет.
Собственно, наши герои это и сами понимают, а потому срочно ищут новую политическую нишу. И, кажется, нашли! Посовещавшись, два достойных мужа решили стать левыми. И не просто, а «актуальными левыми».
Вообще-то за такое насилие над русским языком надо наказывать. Подобное даже на английском выговорить трудно, а по-русски звучит просто как издевательство. Но чувство юмора
Дело, однако, не в терминах. Вся эта история великолепно иллюстрирует общее состояние мозгов российской «политической элиты». Люди искренне верят, что с помощью политической технологии и нехитрых словесных комбинаций можно кого угодно убедить в чем угодно. Они почему-то считают, что для того, чтобы стать левыми, достаточно объявить себя таковыми. В политике нет никакого смысла и содержания, есть только ярлыки и выдуманные технологами брэнды.
Увы, всё не так просто. Чтобы создать левую партию, нужно, по меньшей мере, чтобы в ней было хотя бы несколько левых. А главное, надо быть органической частью социальных движений, политическим выразителем которых левая политика, собственно, и является.
Поскольку ни того, ни другого нет, нам предстоит наблюдать новые открытия из области политических технологий. Живо представляю себе на объединительном съезде кордебалет фотомоделей, зачитывающий по бумажке цитаты из «Коммунистического манифеста» или Миронова, рассуждающего об опасностях буржуазного парламентаризма с трибуны Совета Федерации.
Похоже, что спикер верхней палаты в очередной раз совершил ошибку. Думал, что приобретает партию, а получил одну головную боль. Хотя про Александра Бабакова этого не скажешь. Ведь он приобрел доступ в Совет Федерации. А там бюджетный процесс, депутатские запросы и ещё много других вкусных вещей.
Всё это почему-то напоминает известный анекдот. Сначала один «новый русский» предлагает другому купить слона. Очень полезное в хозяйстве животное. И сад поливает, и дом сторожит. Спустя неделю незадачливый покупатель прибегает к нему в полном ужасе. Весь дом разгромлен, сад перерыт, подвал затоплен. Что делать?
«Да, - констатирует первый коммерсант.
– С таким настроением ты слона не продашь!»
Интересно, с каким настроением придет Миронов к Бабакову после выборов 2007 года?
Специально для «Евразийского Дома».
ВОРОВСТВО
Типичный анекдот последнего времени: в Японии изобрели робота, способного ловить воров. Во время испытаний на родине этот робот за сутки поймал 20 воров. В Америке за сутки поймал 30 воров. В России украли робота.
Судя по этому, да и множеству других произведений современного отечественного фольклора, в повсеместном распространении воровства мы находим даже некий предмет гордости: знай наших! Такого, мол, нигде нет!
Хотя, думаю, изрядное число африканских и латиноамериканских стран еще могло бы с нами поспорить и в области коррупции, и по части воровства. Но нынешний скандал с пропажей экспонатов из Эрмитажа - это уже, действительно, из ряда вон. Такое происходит во время войн и гражданских беспорядков (достаточно вспомнить разграбление Национального музея в Багдаде), но чтобы в мирное время, да на протяжении длительного времени… Такого новая история, пожалуй,
По мере того как развивается следствие, всплывают все новые скандальные подробности. Однако, по большому счету, дело не в том, как был организован контроль за безопасностью экспонатов в Эрмитаже, и даже не в том, сколько и чего было украдено. Речь о состоянии общества.
Кстати, на фоне веселых 90-х годов нынешнее положение дел в России могло даже показаться сравнительно благополучным. Тогда под лозунгами либеральных реформ и приватизации лихие люди за несколько лет резво разворовали всю страну. В самом деле, что такое пропажа антикварных икон и золотых брошек из музея по сравнению с захватом нефтяных приисков и металлургических заводов стоимостью в десятки миллиардов долларов?
Однако тогдашние воры давно уже стали уважаемыми гражданами, больше всего на свете пекущимися о неприкосновенности благоприобретенной собственности. Помните, у Брехта: что такое ограбление банка по сравнению с основанием банка? Капиталы отмыли, почистили, выставили напоказ. Вот тут, казалось бы, воровству и должен быть поставлен надежный заслон! Собственность стала священна. И даже самые отчаянные поборники свободного предпринимательства понимают, что если разграблению казенного имущества не поставить заслон, то рано или поздно примутся и за частное.
Но воровство не прекратилось. Оно лишь стало менее масштабным.
Надо признать, что воровство у нас имеет длительную историю, можно даже сказать, традицию. Воровали при царе, тащили, что могли, при советской власти, не прекратилось это и в «новой России». Причем, как в очередной раз подтвердил злосчастный опыт Эрмитажа, красть у нас предпочитают государственное имущество. Не только потому, что за ним меньше присматривают (иногда очень даже присматривают), но потому, что его просто очень много. В этом смысле приватизация и либерализм тоже призваны были исправить дело. Помню трактат одного экономиста-эмигранта, который уверенно доказывал, что чем больше государства, тем больше воруют.
Надо сказать, что опыт Скандинавских стран или Германии с подобной схемой согласуется плохо. Казенного имущества там традиционно много, а воровство отнюдь не является самым популярным спортом среди местных жителей. И не потому, что это имущество лучше, чем у нас, стерегут, а потому, что на него реже посягают.
Что касается нашей страны, то мы поставили на себе широкомасштабный эксперимент. С начала 1990-х годов у нас государства стало заметно меньше. А воровать меньше не стали. Кстати, сами же либеральные идеологи приложили немалые усилия для оправдания воровства. Ведь государственное, повторяли они, - это ничье. Общественная собственность - фикция. А раз так, почему бы не взять что-нибудь «ничье» и не сделать его своим? Особенно если эта «ничья» собственность плохо лежит?
Никакой «этики сторожа» в подобной ситуации быть не может, как не может быть и этики государственного служащего, типичной для стран Северной Европы. Дело ведь не в том, что в Эрмитаже подбор сотрудников плохой, что отдел кадров плохо сработал. Люди как люди. А «квартирный вопрос» может, как известно, кого угодно испортить.
Только одни и те же люди в разных условиях ведут себя по-разному. В блокадном Ленинграде музейные ценности спасали, жертвуя жизнью. А в современном Петербурге хорошо обеспеченная жизнь ценится выше, чем сохранность музейных ценностей.