Сборник статей, материалов и документов - Был ли Сталин агентом охранки
Шрифт:
линских преступлений, сопроводив их выражениями, которые он сам употреблял на тайных встречах с главами НКВД, когда придумывал и фальсифицировал доказательства против вождей революции во время московских судилищ. Это, по-видимому, произвело определенный эффект, и я понял, что меня не убьют прямо на улице, а попытаются похитить, спрятать в каком-нибудь укромном месте и заставить отдать все мои записи, воспоминания и прочие подобные вещи. В 1953 году я пришел к заключению, что наших матерей уже не может быть в живых, ибо прошло слишком много лет, и решил попробовать предложить мою рукопись, пока Сталин еще жив, редакторам журнала "Лайф".
МОРРИС. Подождите, господин Орлов... Я должен сказать, сенатор МакКлеллан, что когда в 1955 году нам стало известно, что этот свидетель знает человека, который в то время получал субсидии от Фонда Рассела Сейджа и работал в Администрации ветеранов в Бронксе в Нью-Йорке, мы поняли, что господин Орлов, имея опыт работы в советских организациях, не сомневается, что этот человек -- советский агент, и попросили господина Орлова дать свидетельские показания именно по этому вопросу. Ранее вы выступали по этому поводу на закрытой сессии, поэтому ваши показания не стали достоянием общественности. Знали ли вы Марка Зборовского или слышали ли вы о нем?
ОРЛОВ. Да, могу. Если хотите, могу кратко о нем вам рассказать.
МОРРИС. Он антрополог, получает субсидии от Фонда Рассела Сейджа, работает в Администрации ветеранов и живет в Бронксе.
ОРЛОВ. Перед тем как я покинул Россию в 1936 году, мне стало известно, что НКВД удалось забросить шпиона в окружение Троцкого и его сына Льва Седова и что Сталин лично знал об этом агенте и читал его донесения о Троцком и сыне Троцкого. Я хорошо понимал, что это значит. Я понял, что Сталин делает все возможное, лишь бы загнать Троцкого в угол и убить его, а также то, что через этого человека Сталин может заслать в дом Троцкого убийцу под личиной охранника или секретаря. Когда я услышал об этом, я понял, что всего лишь кучка избранных людей знает об этом агенте. И я боялся спросить, как его зовут, потому что, если его разоблачат, если я его разоблачу, то неминуемо начнется расследование по поводу того, кто его разоблачил. Таким образом, не спросив его фамилии, я отправился в Испанию. Я знал, что этот агент работал в Париже, где жил сын Троцкого, и издавал "Бюллетень оппозиции".
МОРРИС. Какая была фамилия у сына Троцкого? Под каким именем он был известен?
ОРЛОВ. Он был известен как Лев Седов.
В период моей работы в Испании во время гражданской войны я то и дело приезжал по делам во Францию и всячески старался там узнать у шефа резидентуры НКВД в Париже, во Франции, кто этот агент. Я выяснил, что этот агент стал ближайшим другом сына Троцкого Льва Седова и что он переписывается с самим Троцким. Я опять-таки не спросил его фамилии, но выяснил, что зовут его Марк.
МОРРИС. Имя агента было Марк?
ОРЛОВ. Имя агента было Марк.
В то время я не знал, что его фамилия была Зборовский. Затем я выяснил, что он подписывает статьи в "Бюллетене оппозиции" Троцкого именем "Этьен". Я узнал также, сколько ему лет, что он женат и у него есть ребенок, совсем маленький -- около года, и я выяснил, что этот агент работает в научно-исследовательском институте, который возглавлял старый хорошо известный социалист Борис Николаевский. Таким образом, у меня появилось достаточно сведений, чтобы разоблачить этого человека. Вскоре после этого я порвал с советским правительством и переехал в Соединенные Штаты.
МОРРИС. Вы говорите, что решили разоблачить этого человека?
ОРЛОВ. Да, я решил разоблачить этого человека и предупредить Троцкого, что этот человек может подослать к нему убийцу.
МОРРИС. Иными словами, вы уже расстались с идеалами Советов?
ОРЛОВ. Да. И как только я приехал в Соединенные Штаты и устроил свои личные дела, я написал два письма -- одно Троцкому в Мексику и другое, копию, -- его жене, тоже в Мексику, предупреждая их об этом агенте-провокаторе, которого заслали в их среду, и предостерегая Троцкого против этого человека. У меня есть копия этого письма, которую я передал Подкомиссии по внутренней безопасности на ее заседании. Это фотокопия, снятая с машинописной копии, а также перевод письма.
МОРРИС. Это то самое письмо, которое вы много лет тому назад послали самому Троцкому?
ОРЛОВ. Да. Я послал его 27 декабря 1938 года.
Сенатор МАККЛЕЛЛАН. Хотите ли вы, чтобы это письмо было зачитано для протокола?
МОРРИС. По-моему, это было бы полезно, сенатор.
Сенатор МАККЛЕЛЛАН. Будьте любезны, прочтите это письмо для протокола.
ОРЛОВ. Поскольку письмо длинное, я просил бы разрешения привести здесь лишь некоторые цитаты из него.
Сенатор МАККЛЕЛАН. Что ж, все письмо...
МОРРИС. Я предлагаю занести все письмо в протокол, а свидетеля попросить прочесть лишь соответствующие куски.
Сенатор МАККЛЕЛЛАН. Хорошо. Письмо в этом месте будет занесено в протокол.
(Указанное письмо было помечено как "Вещественное доказательство No 426")
Вещественное доказательство No 426
(застенографированный текст)
27 декабря 1938 г.
Дорогой Лев Давыдович, я -- еврей, приехавший из России. В юности я был близок к революционному движению (партия Бунд). Затем я эмигрировал в Америку, где и живу уже много лет.
У меня остались в России близкие родственники. Среди них есть человек по имени Лушков, Генрих Самойлович, видный большевик, руководитель ЧК. Это тот самый Лушков, который, испугавшись за свою жизнь, 8 месяцев тому назад бежал из Хабаровска (Россия) в Японию. Об этом было напечатано во всех газетах. Оттуда (из Японии) он написал мне в Америку, прося меня приехать и помочь ему. Я поехал туда и помог ему, чем мог. Я отыскал адвоката, который позаботился бы о том, чтобы его не выслали обратно к Советам, и дал ему немного денег.
Почему я пишу обо всем этом Вам? Потому что я узнал от Лушкова, что в Вашей организации есть опасный агент-провокатор. Я больше не революционер, но я честный человек. А честные люди относятся определенным образом к агентам-провокаторам. Вот что я узнал от Лушкова:
Всей деятельностью против старых большевиков в России ведал Молчанов, начальник тайного ведомства. Он готовил в Москве суд над Зиновьевым. А Лушков работал у Молчанова помощником. После ареста Ягоды Лушкова перевели в Хабаровск и назначили начальником политической полиции и помощником генерала Блюхера. А тем временем Молчанов и все прочие высшие офицеры тайной полиции, служившие под Ягодой, были расстреляны по приказу Сталина. Лушков понял, что близок и его час, и бежал в Японию.