Сборник юмора из сетей
Шрифт:
– У меня к вам, Дмитрий Генрихович, дело, - сказал Василий, наливая себе стакан.
– Я раньше тревожить не стал, ждал, когда сами придете, посмотрите на дело рук ваших...
– Что за дело?
– насторожился Борменталь.
– Хочу вам клинику построить. Здесь, в Дурынышах. Средства у меня есть. Каждый член кооператива приносит доход сто рублей в день. Есть и валютные псы. А скоро учредим "Интерфасс" - и развернемся сильно!
– В каком направлении?
– поинтересовался Борменталь.
– Датчане нам породистых псов будут
Борменталь брезгливо поморщился.
– На границу буду посылать своих ребят... У меня же с ними взаимопонимание полное, сам понимаешь...
– опять перешел на "ты" Василий.
– Без всякой дрессировки...
– Ну, а при чем здесь я?
– начал терять терпение Борменталь.
– А при том, что мне людей не хватает. Собак навалом, а людей работящих нет! Еле-еле школьников наскребаю, они без предрассудков и еще чего-то хотят. Остальные - нет. Ты недавно в Дурынышах, а я здесь зубы сточил. Негодный народ. Даром, что потомки Полиграфа...
– Чьи потомки?
– удивился Борменталь.
– Того... героя, которого профессор из собаки вывел. Швондер мне давал читать. У Полиграфа дети были, Преображенский при них опекуном состоял, вывез их в Дурыныши, вот они и расплодились. Здесь почти каждый внук или внучатый племянник Шарикова.
– И Заведеев?
– По прямой линии. А председатель Фомушкин - по женской. Его отец был женат на дочке Шарикова. Но что-то не так в генах. Не собачьи гены... Вот я тебе как брат брату предлагаю - помоги мне. Я тебе клинику, а ты мне народ.
– Я что-то не понимаю, куда ты клонишь, - сказал Борменталь.
– Так ведь проще простого! Будет клиника - будут операции. У меня кандидаты есть. Будешь их... по Преображенскому-Борменталю. Такие люди выйдут! Тимофей просится с командой, - кивнул Василий на пустые, оставленные собаками миски.
– Полкан дворовый у Дарьи Степановны. Давно мечтает, даже завидует мне втихаря... И мне с ними легко будет работать.
– Так ты мне предлагаешь собак в людей переделывать?!
– наконец дошло до Борменталя.
– Во! Понял? Сообразительный тоже. Как собака, - похвалил Дружков.
– А монополию не боишься потерять?
– Монополия - тормоз прогресса, - серьезно сказал Василий.
– С точки зрения перестройки моя идея - правильная. Президент одобрит.
– Вот пускай Президент и оперирует!
– заорал Борменталь, вскакивая со стула.
– Бред! Это безнравственно - собак в людей поголовно!
– Не поголовно, а по желанию. Кто хочет собакой остаться пожалуйста!
– Безнравственно все равно!
– А водку пить - нравственно? А спекулировать, в чужой карман смотреть, ждать милостыню от германцев - нравственно?
– перешел в наступление
– Вы новых людей, говорят, семьдесят лет делали. Наделали. Теперь мне дайте... Давай демократически вопрос ставить. Если захочешь не только собак оперировать, я не возражаю. Можно и кошек, хотя прямо скажу - не верю я в кошек. Не перестроечное животное, хитрое. А лошади - почему не попробовать?
– Василий, вы - сумасшедший, - заявил Борменталь.
– Сумасшедших собак не бывает. Это вам в любой ветеринарной лечебнице скажут.
– Все! Хватит!
– завопил Борменталь, бросаясь к выходу.
Но не успел он сделать и шагу, как в зал столовой ворвался Швондер, за которым едва поспевала Марина. Вид старика был безумен. Швондер, тяжело ступая и припадая на правую ногу, кинулся вначале к раздаточному окошку, чем весьма напугал обеих девушек. На лице старика были написаны боль, ужас и крушение идеалов. Он поискал глазами в кухне, обернулся и наконец увидел Василия, сидящего за столиком.
– Полиграф!
– проговорил Швондер с интонацией Тараса Бульбы, обращающегося к отступнику-сыну.
– Слушаю вас, Михал Михалыч, - отозвался Василий.
Швондер приблизился к нему, сверля взглядом.
– Правду люди говорят?
– спросил он еще с какой-то надеждой.
– О чем вы?
– Василий встал.
– "Мерседес" твой? Это все... твое?
– жестом указал он вокруг.
– Машина моя. Остальное - собственность кооператива, - скромно отвечал Василий.
– Предаю революционной анафеме как ренегата и перерожденца! громогласно объявил Швондер, поднимая правую руку.
– Знал ведь, что не Полиграф ты, но верил... Верил, что продолжишь дело Полиграфа. А ты мразью буржуйской оказался... Продал республику. Знать тебя больше не знаю и буду требовать исключения из партии!
Произнеся эту речь, Швондер покачнулся, так что Борменталь сделал движение подхватить его, но старик справился сам и, поникнув лохматой нечесаной головой, покинул столовую.
– Неприятно получилось...
– пробормотал Василий.
– Кто ему донес?
– Не донес, а раскрыл ваше лицо, - выступила вперед Марина.
– Нельзя двурушничать, Василий. А то с ним вы за революцию, а сами - настоящий коммерсант. Кроме денег, ничего не интересует...
Дружков вздохнул, почесал рыжий затылок.
– Странные вы - люди... Старику немного осталось, ломать его, что ли? Подпевал ему, вреда от этого нет. Да мне вообще наплевать на ваши революции, демократии... Ошейник сняли - спасибо. Дальше я сам пищу добывать должен. А вы грызитесь, - горько заключил Дружков и направился к выходу.
Уже в дверях остановился, взглянул на Борменталя трезво и холодно.
– Подумайте о моем предложении. Клиника за мои средства и за каждую операцию - десять тысяч. Долларов.
И вышел.
Заведеев подъехал к коттеджу Борменталя на желто-синем милицейском "уазике" и рысью побежал к дверям. На стук вышла Алена.