Сборник
Шрифт:
— Пока, Аня, — сказал он, и пришлось все-таки посмотреть. Соболев жал руку Семицвета. За мужнин локоть крепко держалась Ольга. Гля-дела с жадной радостью.
— До свиданья, Ань!
— До свиданья, — кивнула она. Соболев неожиданно наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Пока.
— Пока…
— Игорек, ты заходи к нам! — сказала Ольга. — И ты, Ань.
Она от неожиданности моргнула и машинально кивнула. Ага. Жди-те. Пироги пеките…
Оба одновременно оглянулись на опустевшие двери столовой. По-глядели
— Может, уже отпустишь меня?
— Нет, — с непривычной серьезностью сказал он. — Не отпущу. Нику-да я тебя уже не отпущу, Анька.
Ей вдруг стало смешно.
— А плащ можно надеть?
— О! — сказал он, удивившись. — Забыл! Щас!
Анна вышла на крыльцо — народ расходиться и разъезжаться не спешил. Переговаривался. Курил. Она подняла голову. В лицо летел ночной дождь. Говорят, в день, когда хоронят хорошего человека, все-гда идет дождь…
— Вот, — сказал Семицвет. Практики в подавании женщинам плащей было у него явно маловато. Аня терпеливо справлялась с ускользающими рукавами. Семицвет, натягивая куртку, заглянул ей в лицо и спросил озабоченно:
— Ты чего? Плачешь, что ли?
— Дождь… — ответила она.
Возвращение
— Кто там? — спросили за дверью.
— Шанур.
— Кто? — переспросили после долгой паузы.
— Шанур, — повторил он. Он устал и промок под осенним дождем, но терпеливо ждал, пока за дверью перестанут совещаться и впустят его. Наконец дверь открылась — ровно настолько, чтобы можно было увидеть его лицо. Шанур улыбнулся. Думал, что улыбнулся.
— О, Господи! — придушенно выдохнул женский голос.
Цепочка соскользнула и стукнула несколько раз о косяк. Шанур подождал, пока она замрет, и легонько толкнул дверь. Женщина стояла, бессильно привалившись к стене, ее белое тело светилось сквозь тонкую ткань сорочки. Продолжая улыбаться, Шанур шагнул мимо нее (этот шаг часто снился ему: влево уплывает косяк и открывается эта до пылинки знакомая комната). Шанур, осматриваясь, рассеянно кивнул полуодетому мужчине с бледным застывшим лицом.
— Ша-нур… — произнес мужчина.
— Да, — сказал он, осторожно опускаясь на стул — ему все время казалось, что он тяжел, как чугунный слиток, но стул даже не скрипнул.
Женщина пришла из прихожей, обошла его стороной и села на кровать. Он посмотрел на нее и увидел, какие у них одинаковые с мужчиной лица. Бледные, с темными провалами широких глаз.
— Мы думали, ты умер, — сказала она хрипло. — Да, умер.
— Нет, — он помотал головой и широко улыбнулся. — Я живой.
Они, оцепенев, смотрели на его улыбку, но он не мог убрать ее с лица — уж очень крепко она растянула губы. Мокрая одежда липла к телу, Шанур хотел чаю и спать.
— Я хочу чаю и спать, — сказал Шанур.
— Чаю, — просительно повторил мужчина. Но женщина взвилась с кровати, закричала так пронзительно, что оба вздрогнули.
— Ча-а-ю? Спа-ать? А вот, вот это ты видел? В моем доме ты ничего не получишь! Я не распиваю чаи с убийцами! И еще — ты видишь? — у меня другая жизнь! Ты что, не понимаешь, ты здесь никому не нужен? Ни-ко-му!
— Эй, — сказал он миролюбиво. Он опять забыл, как ее зовут. — Я хочу чаю. Просто чаю. Я устал. Промок. Замерз.
И повернулся к мужчине.
— Зачем она кричит? Пусть перестанет. У меня голова болит.
Тот беспомощно поднял плечи. Женщина продолжала визжать:
— Убирайся! Я тебе говорю — убирайся! Проваливай! Выкини его вон!
Прижав к ушам кулаки, Шанур поднялся и увидел, как захлебнувшись криком, женщина шарахнулась, ударившись плечом о стену; как, медленно махая на него рукой, пятится мужчина. Шанур наклонился и поднял с пола свой мешок. Последний раз обвел глазами комнату. Она его обманула.
Подвела.
Он тяжело повернулся к двери.
— Шанур…
Мужчина нерешительно протягивал на ладони разноцветные бумажки. Деньги, вспомнил Шанур.
— Тебе, наверное, на первое время нужно… Ты не думай! — заторопился он вдруг. — Я не откупаюсь, я как другу…
Шанур пару раз крепко зажмурился. Еще раз внимательно осмотрел протянутую руку. Она дрожала. Ощупью нашел знакомый замок и вышел под дождь.
Мешок стал тяжелее. Одежда промокла насквозь. Ну правильно — из натуральной ткани. Он так соскучился по всему… настоящему.
Шанур стоял под дождем. Оглядывался. Гостиница, вспомнил он, наконец. Теперь мне нужна гостиница. Поколебавшись, неуверенно повернулся. Кажется, там…
Яркие стекла кафе притягивали его, как ребенка — цветастая игрушка. Шанур помедлил у дверей. Он никак не мог избавиться от привычки врываться в дверь одним прыжком. Испугаешь еще…
Двери раздвинулись и Шанур вошел. Справа играла музыка и качались лениво пары. Слева гремел телевизор.
Его заметили, когда он пошел к стойке. Немного странную походку. Мешок за плечом. Странный загар — от нездешнего, жаркого солнца. Орден первой степени над левым карманом штатской одежды — Шанур еще не научился стыдиться награды.
Шанур облокотился о стойку, кивнул бармену.
— Чай. И два «Сияния».
— Таких коктейлей мы давно не делаем. Но для вас…
Шанур, чувствуя на своей спине прицел взглядов, грел руки о кружку с горячим чаем и смотрел, как бармен делает коктейль. За бокалом он потянулся правой рукой — она еще плохо его слушалась, но он все время забывал об этом, и потому едва не разлил коктейль. Шанур улыбнулся, извиняясь. Бармен опустил глаза и принялся за приготовление второго.
Шанур пил и слушал, как копится за спиной тишина. Только телевизор продолжал орать что-то безумно смешное.