Сценарий счастья
Шрифт:
— Ну что ж… — промолвила Эви, не показывая виду, что в душе ее хватил апоплексический удар. — Это так неожиданно, Лили. Нам с Мэтом надо это обсудить. И конечно, мы должны поговорить с миссис и мистером…
— Холандер, мама. Но какая тебе разница, как их зовут?
— Такая, что, когда говоришь с человеком, не мешает знать, как к нему обращаться, — встрял я.
— Это ты о ком? — огрызнулась девочка.
— О мистере Холандере, отце Пола.
— Извини меня, Мэтью, но я не вижу, каким местом это касается тебя. Там
Я взглянул на Эви. Ее выразительный взгляд означал: «Да, я их знаю, и они мне доверия не внушают».
— Послушай, Лили, — попытался урезонить я девочку, — я сожалею, что появился так поздно и не участвовал в твоем воспитании с пеленок. Но теперь, когда мы одна семья, я считаю своим долгом убедиться, что тебе обеспечен надежный присмотр.
— «Присмотр»! Господи, боже ты мой, из какого ты века? Это уже давно никого не волнует.
— В таком случае, — вступила в разговор Эви, подражая небрежной манере дочери, — ты никуда не поедешь.
Лили не ожидала отпора и, естественно, стала искать козла отпущения.
— Мэтью, это ведь ты ее настроил, да?
— Никто меня не настраивал! — возмутилась Эви.
— Тогда почему с того момента, как он объявился, у нас воцарились такие феодальные порядки? Что он вообще понимает в воспитании детей!
— Прекрати говорить «он»! — крикнула Эви, теряя терпение. — Мэтью такой отец, что твоему родному папаше и не снилось. И именно потому, что его не было рядом, я с вами либеральничала. А зря! Но теперь ты уже не маленькая девочка.
— А, ты все-таки заметила! — съязвила дочь. — Следовательно, нет никакой нужды продолжать эту дискуссию.
— Очень хорошо, мы наконец пришли к общему знаменателю, — подытожила Эви. — А сейчас иди делать математику. Мы с Мэтом все обсудим и, если сочтем возможным продолжать эту тему, позвоним Холандерам и узнаем, кто из взрослых с вами будет.
— То есть решили опозорить меня перед всем классом? — вскинулась Лили.
Ну, я не думаю, что у вас принято подслушивать телефонные разговоры, — парировал я. — Короче говоря, если мы с твоей мамой сочтем удовлетворительным… — Я запнулся в поисках нейтрального слова.
— …то, как поставлена слежка? — подсказала дочь.
— Если угодно. Тогда будем думать, не помешает ли ваша поездка учебе, и после этого примем решение.
— А что мне сказать Полу?
— Можешь сказать, что, как взрослый человек — как ты его описываешь, — он должен понять нашу озабоченность и дождаться от нас решения.
— Нет, я должна дать ему ответ сегодня же.
— Это еще почему? — удивился я.
— Потому что все дают ответ сегодня! — С этими словами она вылетела из комнаты.
— Знаешь, Эви, — сказал я с неуместной веселостью, — в конце концов надо дать Полу шанс назначить Лили еще одно свидание, если это ей придется пропустить.
Из-за двери раздался страшный крик. Такого голоса я в этом доме еще не слышал. Эви остолбенела, а я заключил, что это закричала женщина, в которую внезапно превратилась наша дочь Лили.
Она влетела в комнату, как фурия.
— Ну, погодите! — угрожающе произнесла она. — Вот мои подруги узнают, какие у меня отсталые родители! Допотопные!
— Ого! — искренне восхитился я. — Какие эпитеты! Ты где этого нахваталась?
— Ты, Мэтью, — объявила она, тыча в меня пальцем с выражением колдуньи, — ты мне никто! Ни по крови, ни как-то еще. И если бы ты продолжал ночевать в своей лаборатории, нам бы сейчас было только лучше!
Она выскочила из комнаты, полная решимости поведать подругам о моих прегрешениях против человечества.
Мы с Эви стояли напротив друг друга, не зная, плакать нам или смеяться.
В общем и целом изнуряющая партизанская война в доме продолжалась почти до полуночи. Между стычками дочь то и дело пополняла свой арсенал боевых средств в телефонных разговорах с подружками. Она удалилась спать только после того, как вырвала у нас обещание «серьезно обдумать» ее просьбу.
— Что будем делать? — беспомощно спросила Эви.
— Знаешь, что? — Я попытался сохранить присущее мне видение перспективы. — Давай пока отложим разговор о новом ребенке.
Потом наступил рубеж.
Летом меня пригласили выступить на ежегодном съезде Международного неврологического общества, который на этот раз проводился в Риме. Я колебался. Эви мгновенно угадала причину.
— Мэтью, чего ты испугался? Что, Сильвия опять не выходит у тебя из головы?
— Эви, если ты думаешь, что я боюсь с ней встретиться, то ты ошибаешься.
— То есть ты боишься с ней не встретиться?
— Черт возьми, ничего я не боюсь! Можно, я тебе скажу, чего бы я хотел?
— Я тебя внимательно слушаю, — раздраженно буркнула она.
— Ну, так вот. Насколько я понимаю, Италия — не простая страна. Летом она превращается в один огромный музыкальный фестиваль. Там проводятся тысячи разных концертов, оперные спектакли в термах Каракаллы, на так называемой Веронской арене… Почему бы вам, девочки, не воспользоваться такой редкой возможностью? Давайте хотя бы один месяц проведем вместе.
Эви обняла меня, а я вдруг застонал.
— О, черт!
— Что теперь не так? — удивилась она.
— Теперь придется сочинять этот доклад, будь он неладен!
Тема напрашивалась сама собой. В докладе съезду нейрохирургов я представлю самые последние результаты своей методики, которая так хорошо показала себя в случае Джоша Липтона, а после него спасла жизнь еще нескольким больным.
Эви мне здорово помогала в подготовке. Она даже настояла на том, чтобы я провел перед ней генеральную репетицию, прежде чем выносить свой доклад на суд несметного множества скептиков со всего мира.