Счастье 17.06.2009

Русская жизнь журнал

И в конечном счете, никто ни за что не отвечает. Заказчики террора, получатели прибылей, наследники капитала, созданного рабским трудом, остаются респектабельными гражданами, чья репутация выше всяких подозрений.

Миллионы жертв экономической эффективности остаются непризнанными, о них не вспоминают и за совершенные преступления никто не собирается приносить покаяние. А потому экономический холокост может повторяться снова и снова.

Ожидатели Августа

История одного предсказания

Ипполитов Аркадий

В московской газете «Молвь» за 14 июня 1912 года опубликована короткая заметка, сообщающая, что в селе Паводь Омской губернии объявилась ясновидящая, проповедующая явление Божьей Матери, долженствующее произойти 15 августа 2009 года. Ясновидящую зовут Авдотья Матвеева, ей четырнадцать

лет от роду, и пророчества ее, несмотря на ее юный возраст, получают все большую и большую известность в сибирских губерниях. У Авдотьи уже появились адепты, и послушать ее собираются ходоки не только из соседних сел, но уже даже и из городов. Вещает же она о том, что Россию ждет глад, мрак и мор, что вся земля русская будет усеяна трупами, вещает о грядущей смерти венценосцев и о том, что Россия превратится в зверя Апокалипсиса, будет терзать и глодать самое себя и истекать кровью. Предсказывать она начала три года назад и с тех пор страстно описывает грядущие черные сто лет, тьмою нависшие над страной, и провозглашает, что по истечении столетья Богоматерь, сжалившись над Россией, сойдет с небес прямо на площадь в Петербурге перед дворцом и будет стоять на коленях перед царским балконом и молиться, прося прощения за грехи России перед Господом. И Господом молитвы ее будут услышаны.

Газета была либеральная, поэтому комментировала событие сдержано и сухо. Заметка критиковала низкий уровень образования, на котором до сих пор находится наша глубинка, называла Авдотью Матвееву кликушей и заостряла внимание читателя на вреде подобных явлений, для России до сих пор обычных, ведущих к массовому психозу. Всячески подчеркивалась заурядность этого случая и банальность предсказаний, чей стиль был заимствован из всевозможных староверческих апокалиптических россказней. Отмечалось и очень предсказуемое установление даты: 15 августа — день Успения Богоматери. Говорилось и о том, что цифры над человеческим сознанием имеют высшую власть, и что всегда и везде в начале нового века появляются ясновидящие, предсказывающие столетие всевозможных несчастий.

Газета «Молвь» просуществовала недолго, закрылась из-за финансовых обстоятельств, а не из-за своей либеральности, как любил говаривать ее редактор, он же — автор данной заметки, но Авдотья Матвеева не замолчала. Более того, ее известность ширилась и ширилась, в селе Паводь даже был построен странноприимный дом для желающих лицезреть пророчицу. Дело приобретало серьезные масштабы, оно заинтересовало Святейший Правительствующий Синод, отрядивший целую комиссию для разбирательства в село Паводь. С точки зрения ортодоксальной церкви, однако, дело было сложное. Ничего еретического в рассказах Авдотьи Матвеевой найти было невозможно, она была, как ни странно, грамотна, отличалась примерным поведением, очень хорошо разбиралась в Священном Писании и была начитана в духовной литературе. К тому же к старообрядцам семья Авдотьи, зажиточные сибирские крестьяне, не принадлежала. Батюшка паводской церкви, отец Николай, человек очень достойный и отнюдь не темный, в Авдотье души не чаял и дал перед лицом представителей Синода ей самую наилучшую характеристику.

Молодой, но довольно известный петербургский психиатр из выкрестов, Павел Эмильевич Розенталь, включенный в состав комиссии, после беседы с Авдотьей нашел ее полностью вменяемой, утверждал, что ни о каком кликушестве и речи быть не может, и особо отмечал разумность ее рассуждений. Он также отмечал зависимость видений Авдотьи от Апокалипсиса, который, видно, произвел на нее неизгладимое впечатление в детстве, и множество других интересных подробностей ее рассказов. Так, например, Авдотья очень точно описывала Дворцовую площадь в Петербурге, которую никогда не видела, очень много говорила о Черном ангеле и черных богах-демонах вокруг него, но почему-то все время говорила о Зеленом пышном дворце, хотя всем было известно, что Зимний дворец был красный. Зимний дворец Авдотья называла «опустевшими чертогами», описывала опустевшие и разграбленные церкви вокруг площади, т. е. церкви в зданиях Зимнего дворца и Генерального штаба, как догадался Павел Эмильевич, которые целое столетье «будут пусты и без крестов», но над которыми ко времени явления Богоматери, «снова вознесутся кресты, прикрывая запустение». Она говорила о золотом куполе главного собора страны вдали, поруганного и заброшенного, довольно точно описывая Исаакий. Комиссии Авдотья также сообщила о том, что «не будет вскорости ни Синода,

ни Сената», но как вскорости — не уточнила. Еще Авдотья много говорила о белокурых волосах Богоматери, о том, что она «молодая и вечная» — не очень-то чтобы понятное определение, — и о ее голосе, «заполняющем площадь, ввысь несущемся, стекла в покинутом чертоге сотрясающем и проникающем в душу». Говорила о том, что Богоматерь будет «живая, во плоти и крови, как мы с вами, ибо женщина она, хотя и чиста душою и телом, женщина прекрасная собой, с сильными руками».

Павла Эмильевича Авдотья поразила, он подробно записал беседы с ней, особо отмечая ее «простую, но приятную русскую внешность» и хорошую, правильную речь. Еще Павел Эмильевич, человек начитанный, подчеркнул, что, к своему удивлению, увидел в ее рассуждениях какие-то странные отзвуки гуситства, перемешанные с францисканским пантеизмом. Он также отмечал, что Авдотья Матвеева не только пророчествовала, но и давала руководство к действию, говоря, что надо ждать пришествия Марии, молиться, трудиться, не пить, не курить и ни во что не вмешиваться, «ибо зло людское торжество справлять будет, и не причастным быть ему подобает».

Именно эти слова и производили наибольшее впечатление на сибирских селян, вообще склонных чувствовать себя отдельно от России и от правительства. Так как именно в это время столыпинская реформа снабдила Сибирь множеством новых поселенцев, в их среде слова Авдотьи упали на благодатную почву, оформившись в своеобразную идеологию отстраненности и невмешательства, несколько схожую с движением раскола. Ум поселенцев, упорный и пассивный, как и сибирская природа, оказался очень восприимчив к подобным призывам к спасению, так что само собой организовалось целое движение, получившее в Петербурге название «невмешательства». Сами же сторонники Авдотьи Матвеевой называли себя «ожидатели августа».

Все это автору стало известно из записок Павла Эмильевича, предоставленных ему для ознакомления и только, госпожой Сарой Цвили, внучкой П. Э. Розенталя, очень пожилой дамой, проживающей в городе Ашоде в Израиле. Сам Павел Эмильевич после семнадцатого года, бросив в Петрограде все, кроме двух взятых с собой чемоданов с записями и кой-каким золотом, перебрался в Финляндию, откуда в начале двадцатых добрался до Иерусалима, где работал врачом, дожив до шестидесятых годов прошлого века. Внучка его по-русски уже не говорит и не понимает, но к записям деда, содержащимся в двух старых толстых коленкоровых тетрадях, относится благоговейно, бережет их как зеницу ока и из рук не выпускает. Кроме записей об Авдотье Матвеевой, представляющих своего рода дневник осени 1913-го, тетради содержат разрозненные, очень откровенные записи личного характера и различные заметки о медицинских случаях.

В отличие от Павла Эмильевича, сильно заинтересовавшегося паводской пророчицей, комиссия Синода приложила все усилия, чтобы дело замять. Предложение поместить Авдотью в какой-нибудь удаленный монастырь под церковный надзор было справедливо отвергнуто, так как ореол пострадавшей от официальной церкви мученицы мог не ослабить, а только усилить влияние Авдотьи, и, вполне возможно, что подобные жестокие меры вызвали бы в головах упорных и молчаливых «ожидателей августа» реакцию непредсказуемую. К тому же была осень 1913 года. Комиссия вернулась с отчетом, но без каких-либо конкретных обвинений и заключений, бумаги застряли на столах чиновников, понимающих наличие проблем, но бессильных эти проблемы не то что решить, но даже и сформулировать. Решений никаких не было принято, дело зависло, а Авдотья Матвеева продолжала тихо проповедовать в своем Паводье.

Тут грянула война, и Россия упивалась своим патриотизмом. Вот тут-то и возникли новые, реальные, проблемы: «ожидатели августа» отказывались являться на мобилизационные пункты. Они не бежали в леса, не сопротивлялись, только упорно и молчаливо оставались в своих домах, всячески противясь призыву в армию. Что было с ними делать? Судить, ссылать в Сибирь? Они и так были в Сибири. Сначала арестовывали, судили и сажали. Но оказалось, что их слишком много, что подобные действия могут парализовать жизнь сибирских губерний, так как местное население сочувствует «ожидателям», как людям очень положительным, никогда никого не обижающим, и что аресты и охрана заключенных требуют усиления военного присутствия в этих отдаленных краях, становящихся именно из-за арестов «ожидателей августа» все более и более взрывоопасными. Авдотья же продолжала тихо проповедовать, ее никто не решался трогать.