Счастье для двоих. Большая книга романов о любви для девочек
Шрифт:
Немного прохладно, поют птицы, виноград плетется по беседке, наливаются плоды лимона, с моря дует освежающий ветерок, на небе ни облачка… Кофе на воздухе всегда пахнет не так, как в доме. Аромат более насыщенный и яркий.
Кстати, почему у нас кофе не растет? Надо посадить, вдруг приживется.
Вроде бы все как обычно, но нет. Все по-другому. Я сидела как на иголках, места себе не находила из-за исчезновения Марата.
На мощной лозе винограда резвились птицы и пели песни. Они так разливались в своих трелях, пытались перепеть одна другую, что я прямо заслушалась.
И вдруг резко подумала: я это слышу. А Марат? Он ничего не слышит. Как это страшно – не слышать. Тем более музыканту.
Вместо злости на Марата меня захлестнула жалость к нему.
Из-за каких-то лысых отморозков, которые целыми днями пьют пиво и издеваются над окружающими, Марат сейчас находится неизвестно где и ничего не слышит.
Наверное, для этих парней подобные драки – обычное дело. Я полагаю, они уже и думать забыли про Марата, если, конечно, вообще о нем думали. Они сейчас ведут свой обычный образ жизни: пьют и тягают железо в тренажерном зале. Чтобы потом ходить по улицам, поигрывая мускулами, и цепляться к мирному населению, калеча людям жизни.
Почему они сейчас живут и здравствуют, а Марат страдает? Почему этим парням все сходит с рук? Ведь я уверена, что Марат – не первый, кто пострадал от них. Почему они до сих пор не попались? Это ненормально! Эти люди не должны спокойно спать, в то время как Марат тщетно пытается услышать пение птиц или звук своей гитары.
Я не знаю, что сделала бы, если бы сейчас мне кто-нибудь дал в руки эту компанию. Рвала бы и метала. Я бы обязательно засадила их за решетку. Всех пятерых.
Когда я пришла на работу, Артем, как обычно, спросил:
– Ну что, есть новости из милиции?
– Нет, – покачала я головой и пересказала напарнику утренний разговор с Романом Ивановичем.
– Все понятно, – процедил Артем. – Они не будут их искать.
– Это было ясно с самого начала.
И мы начали работать. Опять же, все было как обычно, только когда я смотрела в бинокль на то место, где обычно лежал Марат под зонтом от солнца, в моей душе становилось пусто.
Я периодически звонила ему, но ответ был прежним: «Телефон абонента выключен, попробуйте позвонить позднее».
И я звонила позднее. И снова слышала совет позвонить позднее.
Звонила Фулата. Мы обсуждали одно и то же: милиция бездействует, Марата нет, Ванина губа зажила.
– Я надеюсь, что преступники продадут кому-нибудь перстень Ванин, и покупатель сообщит в милицию об этом, – сказала Фулата.
– Фулата, подруга, спустись на землю! Кто там будет сообщать? Это же не раритет украли, который стоит миллиард долларов, чтобы милиция сообщала о нем в скупку драгоценностей!
– Да, ты права…
После обеда на пляже возникло оживление. Многие люди стали по очереди ходить куда-то в правую сторону набережной и возвращались оттуда восхищенные. Я пыталась разглядеть в бинокль, что там происходит, но не видела ничего, кроме толпы людей, которые кольцом что-то окружили.
– Я схожу на разведку, – предупредила я Артема и спустилась с вышки.
– Давай! – крикнул Артем сверху. – Если там что-то интересное, потом я тоже схожу!
Я вышла с пляжа и пошла в правую сторону мимо бесчисленных кафе, аттракционов, прибрежных гостиниц.
И вот я увидела толпу. Царило оживление, ажиотаж.
«Что там происходит?» – удивилась я и стала проталкиваться к эпицентру.
Вдруг я увидела оцепляющую ленту и съемочную площадку.
Все понятно – здесь снимают фильм.
Стояло несколько камер, за которыми находились операторы, под различными углами располагались осветительные лампы, туда-сюда ходили разные люди. Они постоянно что-то поправляли, давали кому-то команды, ругались. Работа шла безостановочно, как в муравейнике. На ушах каждого такого работника висело устройство хенд-фри. Кроме того, у всех были рации. Эти люди были похожи на секретных агентов, которые постоянно переговариваются, сообщают друг другу информацию, дают какие-то команды.
Посередине площадки стояли актеры. Две женщины. Я узнала Оксану и Людочку Степнову. Они держали листы со сценарием, повторяли текст, репетировали, а вокруг крутились гримеры, поправляли им грим и прически.
Я смотрела на все это и чувствовала трепет. Надо же, вот здесь, перед нами, снимается одна из сцен фильма, который скоро увидят миллионы зрителей! Мы собственными глазами наблюдаем то, чего не покажут: как гримеры пудрят актеров, как Людочка ищет пропавший лист сценария, как вокруг них ходят работники съемочной группы. Кажется, что вокруг царит хаос, но каждый из этих людей знает свою задачу. Это – четко налаженный механизм. И если не будет какой-то одной детали, все пойдет кувырком.
Это свой мир. Мир кино.
На экране все будет красиво и естественно. Не будет видно закадровых работников. На изображение наложат музыку, смонтируют, и появится полноценный фильм.
– Я вас умоляю, вы можете не собираться толпой вокруг актеров? – молил нас, зевак, какой-то измученный мужчина в футболке, с которого градом лился пот. – Уйдите из кадра, прошу вас! Вы понимаете, что если вы будете толпиться вокруг актеров, то в кадре это будет выглядеть неестественно? С актерами пообщаетесь потом, когда отснимем сцену!
Мы послушно разошлись. Но через минуту набралась новая толпа, и мужчина снова начал просить рассосаться.
Я подозрительно смотрела на многочисленных работников съемочной группы и думала: «Интересно, кто из них бросил огрызок в мой родник? Только попадись мне!»
Какая-то особо рьяная фанатка Людочки перепрыгнула через оцепляющую ленту и рванула к актрисе с блокнотом и ручкой:
– Пожалуйста, дайте автограф! Я вас обожаю!
Потный мужчина чуть сознание не потерял от этой сцены и помчался к девушке: