Счастье - это теплый звездолет (Сборник)
Шрифт:
— Говорит капитан. Сейчас мы испытали мгновенную дискретность, вполне нормальную для данного режима парапространства. Путь к Комплексу Ориона займет примерно две единицы корабельного времени, в течение которых подобное явление ожидается еще раз или два.
Мелкое происшествие вызвало разговор.
— Мне жалко нынешнюю молодежь. — Крупное существо в купеческой мантии выключило свой читальный блок «Галактических новостей» и вольготно расправило слуховые мешки. — Все интересное досталось на нашу долю. Когда я впервые сюда попал, это еще было дикое пограничье. Чтобы лететь
— Как быстро все изменилось! — подхватила его говорящая маломорфа и, расхрабрившись, добавила: — Молодые так апатичны. Воспринимают чудеса как должное, смеются над понятием героизма.
— Герои! — фыркнул купец. — Это не о них!
Он презрительно оглядел роскошный салон. Кое-кто вежливо закивал. Внезапно один из коконов развернулся, и на купца глянул землянин в сером облачении.
— Героизм, — мягко произнес служитель Пути, взирая на купца из-под кустистых бровей, — понятие по сути своей пространственное. Нет свободного пространства, нет и героев.
Он отвернулся, как будто сожалея, что заговорил о чем-то личном, причиняющем ему боль.
— А как же Сар Орфеец? — спросила веселая молодая воспроизводительница. — Он прошел всю Спиральную ветвь в одиночной капсуле. По-моему, это героизм.
Она кокетливо хихикнула.
— Не совсем, — произнес культурный голос на идеальном галактическом. Лютроид отключил свои провода от справочной и рассеянно улыбнулся воспроизводительнице. — Такого рода подвиги — лишь предсмертный вздох, подбирание колосков на сжатом поле. Разве Орфеец летел в неведомое? Нет. Он лишь проверял, справится ли в одиночку. Игра в пограничье. Нет. — Голос лютроида зазвучал с тренированной четкостью, как под запись. — Примитивная фаза завершена. Истинное пограничье теперь внутри. Внутреннее пространство. Внутренний космос.
Он поправил университетский аксельбант.
Купец вернулся к своему читальному блоку.
— А вот занятное предложение! — просипел он. — В секторе Эридана выставили на продажу солнечное кольцо. Рано или поздно в этом секторе начнется бум. Кто-то сорвет куш; Если бы только кто-нибудь из этих юнцов перестал ныть, расправил жабры и взялся за дело.
Он щелкнул по носу своего акваморфа, и тот жалобно пискнул.
— Ну да, это же силы надо прикладывать, — подхватила его говоруха.
Служитель Пути смотрел на них в угрюмом молчании. Затем наклонился к лютроиду:
— Ваше замечание о внутреннем космосе. Я полагаю, вы имели в виду духовные материи? Чисто субъективные исследования?
— Отнюдь нет, — радостно отозвался лютроид. — Духовные культы, на мой взгляд, это всего лишь разновидность сенсуализма. Я же говорю о реальности, той более простой и глубокой реальности, что недоступна банальной научной методологии, о реальности, достижимой лишь через то, что зовется эстетическим или религиозным опытом, богоимманентность, если вам угодно…
— Хотел бы я видеть, как искусство или религия забросит вас на Орион, — заметил седой космический волк из соседнего кокона. — Если б не наука, вы бы не
— Возможно, мы слишком часто мотаем парсеки, — с улыбкой заметил лютроид. — Возможно, с нашими технологическими возможностями мы проматываем…
— А как же войны в Спиральной ветви? — подала голос молодая воспроизводительница. — От этой вашей науки одни беды! Я плачу всякий раз, как думаю про несчастных ветвян.
Ее большие глаза увлажнились, и она соблазнительно обхватила себя верхними конечностями.
— Нельзя винить науку за то, во что превращают ее политики, — хмыкнул космический волк, придвигаясь вместе с коконом поближе к воспроизводительнице.
— Верно, — включился еще один голос, и между тремя пассажирами завязался отдельный разговор.
Служитель Пути все так же сверлил лютроида безумным взглядом.
— Если вы настолько убеждены в существовании этой глубокой реальности, этого внутреннего космоса, — тихо проговорил он, — то почему на вашей левой руке почти нет ногтей?
Лютроид сжал левую руку в кулак, затем послушно разжал, показав обкусанные до мяса ногти.
— Я признаю право вашего ордена на бестактность, — сухо заметил он, потом вздохнул и рассмеялся. — Да, конечно, я признаю, что не свободен от экзистенциальной тревоги, что мои нервы подчас сдают. Страшно думать о застое и упадке теперь, когда жизнь достигла рубежей галактики. Но я считаю это трансцендентным вызовом, на который мы должны, мы можем ответить за счет наших внутренних ресурсов. Мы найдем наше настоящее пограничье, наш истинный фронтир. — Он кивнул. — Жизнь никогда не пасовала перед конечной угрозой.
— Жизнь еще не сталкивалась с конечной угрозой, — скорбно возразил служитель. — В истории каждого народа, общества, планеты, системы, федерации или роя за достижением пространственных рубежей наступал упадок. Сперва стазис, затем рост энтропии, распад структуры, дезорганизация, смерть. В каждом случае процесс временно замедлялся прорывом в новое пространство или вмешательством других народов извне. Из грубого, простого внешнего пространства. Внутренний космос? Вспомните Вегу…
— Вот именно! — перебил лютроид. — Это опровергает ваши слова. Веганцы приближались к самой плодотворной концепции трансдуховной реальности, которую мы сегодня должны открывать заново. Если бы только вторжение мирмидов не уничтожило их почти начисто…
— Мало кто знает, — служитель понизил голос до шепота, — что ко времени высадки мирмидов веганцы ели собственных личинок, а священную сноткань употребляли для украшения своего тела. Очень немногие из них умели петь…
— Не может быть!
— Клянусь Путем.
Глаза лютроида затянулись мигательной пленкой. Через мгновение он произнес официально:
— Вы несете отчаяние как свой дар.
Служитель забормотал себе под нос:
— Кто придет и откроет нам небеса? Впервые за всю историю жизнь замкнута в ограниченном пространстве. Кто спасет галактику? Магеллановы Облака пусты и бесплодны, пространство за ними не преодолеть никакой материи, а уж живой — тем паче. Впервые мы воистину достигли конца.