Счастье - это теплый звездолет (Сборник)
Шрифт:
За озером виднелись пастельного цвета стены, фонтаны, шпили. Алебастровый город, не омраченный людскими слезами. Нежный ветерок принес запах музыки. У берега виднелись люди.
Он вышел из тени на солнце. Яркие шелка бились на ветру, белые руки вздымались. Неужели они машут ему? Он увидел, что они подобны земным девушкам, только стройней и красивей. Они его зовут! Он оглядел себя, схватил ветку с цветами и направился к девушкам.
«Не забудь про Сальмонеллу», — сказал Мускул у него в голове.
Он кивнул. Девичьи груди с розовыми сосками пружинисто подпрыгивали. Он перешел на бег.
Его привели обратно через несколько дней. Он не держался на ногах, и его тащили мужчина и девушка. Другой мужчина шел рядом, заунывно бренча на арфе. Вокруг танцевали дети и юные девы, а зрелая женщина материнского вида шла впереди — все они были прекраснее гурий.
Они осторожно прислонили его к дереву. Арфа снова забренчала. Он изо всех сил старался удержаться на ногах. Из одного кулака лилась кровь.
— Прощайте, — выдохнул он. — Спасибо.
И начал опускаться на землю, но вспышки подхватили его и швырнули на пол Дворца Любви.
— Ага! — крикнул Галаго и спикировал на его кулак. — Но какой ужас, что это у тебя с рукой?! Сальмонелла вся в крови.
Галаго принялся отряхивать пучок травы.
— Но тебе ведь не больно?
Рэглбомба тихо повизгивала, погрузив длинный хоботок в кровь.
Он потер голову.
— Они так меня встретили, — прошептал он. — Лучшего и желать невозможно. Музыка. Танцы. Игры. Любовь. Они не знают лекарств, потому что уничтожили все болезни. Я поимел пять женщин, целую команду раскрашивателей облаков и, кажется, еще каких-то мальчиков.
Он поднес к лицу окровавленную, почерневшую руку. Двух пальцев на ней не хватало.
— Рай, — простонал он. — Лед меня не морозит, огонь не жжет. Все это ненастоящее. Я хочу домой!
Капсула дернулась.
— Простите, — зарыдал он. — Я буду держать себя в руках. Пожалуйста, пожалуйста, верните меня на Землю. Ведь она уже скоро, правда?
Воцарилось молчание.
— Когда?
Галаго прокашлялся:
— Ну, как только мы ее найдем. Мы обязательно рано или поздно на нее наткнемся. Это может произойти в любую минуту.
— Что?! — Он сел с побелевшим, как смерть, лицом. — Ты хочешь сказать, что не знаешь, где она? Что мы все это время летели… куда попало?
Галаго закрыл уши руками:
— Я тебя умоляю! Мы не смогли узнать Землю по твоему описанию. Как же нам туда вернуться, если мы никогда там не были? Мы просто будем бдительны и непременно по дороге на нее наткнемся. Вот увидишь.
Он закатил глаза. Он не мог поверить.
— В галактике двести миллиардов звезд… Я не знаю, какая у вас скорость, но скажем — по звезде в секунду. Это… это шесть тысяч лет. О нет! Я никогда не вернусь домой.
Он уронил голову на окровавленные руки.
— Не надо так, детка. — Золотистое тело прижалось к нему. — Не порти нам удовольствие от полета. Не-Болит, мы тебя любим.
Теперь его гладили все трое.
— Ну-ка, споем ему радость! Трогай, пробуй на вкус, ощущай! Радуйся!
Но радости не было.
Теперь он все время сидел поодаль от всех, налитый свинцовой тяжестью, и ждал знака.
— Ну что, она?
Нет.
Пока нет.
Никогда.
Двести миллиардов… Значит, вероятность найти Землю в течение ближайших трех тысяч лет — пятьдесят процентов. Он словно опять вернулся на разведкорабль.
Теперь эмпаты строили Дворцы Любви без него, а он отворачивался. Он не ел, пока еду не засовывали ему в рот. Если он будет как труп, может, он им скоро надоест и они выкинут его за борт. Больше надеяться было не на что. Прикончите меня… и поскорее.
Они старались пробудить его к жизни ласками, а иногда — резким рывком капсулы. Но он лишь безжизненно болтался из стороны в сторону. Прикончите меня скорее, молился он. Но они — в промежутках между забавами — все-таки старались что-то сделать. Они хотят как лучше, думал он. И еще им не хватает того, что я добывал.
Галаго старался его уболтать:
— …сначала такой, знаешь, изысканный эффект. Загадочный. А потом на языке расцветает каскад кислых и сладких вкусов…
Он старался не слышать. Они хотят как лучше. Мотаться по галактике с говорящей поваренной книгой… Прикончите меня, пожалуйста.
— …но искусство сочетаний, — не затыкался Галаго. — Еда, которая шевелится. Например, разумные растения или живые мелкие животные, тогда наслаждение от вкуса усиливается чувственным трепетом движения…
Он подумал об устрицах. Кажется, однажды он пробовал устриц. Что-то насчет яда. Отравленные реки Земли. Интересно, они еще текут? Даже если по какой-то невообразимой случайности они наткнутся на Землю, окажется ли это далекое будущее или далекое прошлое? Безжизненный каменный шар? Дайте мне умереть.
— …и звука, вот это по-настоящему интересно. Мы встретили несколько рас, сочетавших с определенными вкусами музыкальные эффекты. А есть еще звук собственного жевания, вязкость, текстура. Помню, была еще раса, которая поглощала гармонические колебания. А еще можно играть со звуками, которые производит сама пища. Одна цивилизация додумалась до этого, но в весьма ограниченных пределах. Хрустящая еда. Хрусть-треск-щелк. Жаль, что они не дошли до исследования тональностей, эффекта глиссандо…
Он вскочил:
— Что ты сказал? Хрусть-треск-щелк?
— Да, а что…
— Это она! Это Земля! — заорал он. — Ты поймал рекламу сухих завтраков!
— Что я поймал? — Галаго уставился на него.
— Не важно! Везите меня туда! Это Земля, это может быть только она. Вы ведь найдете ее снова? Вы сказали, что можете! Пожалуйста! — Он умоляюще цеплялся за них.
Капсула задергалась. Он напугал всех.
— Ну пожалуйста. — Он постарался смягчить тон голоса.
— Но я это слышал не дольше секунды. Будет чудовищно трудно вернуться, это так далеко, — протестовал Галаго. — Бедная моя голова!