Счастье - обман
Шрифт:
— Сердечная, да ты рожаешь!
— Рано ещё! — ответил ей Нуар, вопросительно взглянув на невестку.
— Рано, не рано… а живот опустился совсем! — покачала головой бабуля.
— Повитуху бы, — простонала Рина.
Она прекрасно помнила, как стремительно протекали четвёртые роды, теперь всё могло произойти меньше чем за час. Хозяйка снова всплеснула руками и, подойдя ближе, подхватила королеву:
— Бери коня, дружочек, — обратилась она к Нуару, — и скачи в соседнюю деревню. Повитуха там — девка какая-то рожает. Да быстрее, не тяни!
Мужчина отпустил
— Начинается?
Королева кивнула, кусая губы.
— Скачи, тебе говорят! — прикрикнула бабка. — Я, чай, не впервой, помогу пока.
Рина зажмурилась, застонала, сильнее навалившись на плечо старухи. Опоясывающая боль в очередной раз сковала мышцы живота. Неужели действительно роды? Краем сознания услышала удалявшиеся шаги — Нуар убежал. Машинально исполняла приказания деятельной старухи — та завела королеву в помывочную, помогла раздеться и сесть на лавку. Вскоре рядом оказалась бадейка с тёплой водой, а в руках у Рины мочалка и влажная тряпка. Женщина благодарно кивнула — кожа зудела от едкого пота, очень хотелось смыть с себя пыльную корку.
— С водой беда нынче, — ворчала хозяйка, — но обмыться тебе хватит. Справишься? Я пока бельё приготовлю.
Королева принялась смачивать тряпку и обтираться. Хотя бы так! Прикрывая глаза, вдыхала аромат влажного дерева, земляничного мыла и прислушивалась к себе. Боли возвращались с пугающим постоянством.
Молиться не могла. Разом забыла о богах. В висках стучала единственная мысль: «Сынок… сынок… как мне уберечь тебя?»
Старуха вернулась довольно скоро, она на удивление шустро двигалась для своего возраста, только покряхтывала иногда. Принесла просторную льняную рубаху, помогла королеве влезть в неё и шумно порадовалась, что живот вошёл. Не так и велик он был, но и хозяйка, чью одежду пришлось примерить, не была толстой.
— Пойдём, сердечная, поешь чего-нито. Не артачься, силы нужны. Поешь и соснуть ещё успеешь, пока схватки не начались. — Королева о еде и думать не могла, но согласилась, прошла в сопровождении бабули в кухню, села за стол. Старушка говорила с ней как с маленькой: — Горячего нет, извини, всё нашим отдала в дорогу. Вот: картошка в мундирах, кефир свеженький, булочка… Я в своей каморке постелила тебе. Тюфяк давнишний — выбросить не жалко, так что не стесняйся.
Рина молча кивала, запивая картошку кефиром. Не могла припомнить, когда еда казалась ей настолько вкусной. Немного приободрилась: схватки прекратились, давая надежду, что всё обойдётся.
***
К тому моменту, когда всё началось по-настоящему, успела приехать повитуха. Королева лежала в тесном помещении с низким, обшитым досками потолком на узкой, жёсткой постели и ни о чём не могла думать. Масляный светильник лишь немного раздвигал черноту ночи. Время от времени нависавшее над роженицей лицо с крупным носом, увенчанным коричневой бородавкой, казалось явлением нечистой силы. Рина испуганно шептала одну и ту же всплывавшую в сознании фразу: «Сыночек, выживи, сыночек… выживи… Пусть умру я… лишь бы жил мой мальчик».
Она выжила. Вынырнув очередной раз из тьмы бессознательности, обнаружила, что болей нет. Живота тоже. Сама она лежала на чистом, в другой рубахе. Не чувствовала, как её переодевали и перекладывали. Напряглась, вспоминая: слышала она детский крик или ей пригрезилось? Попыталась подняться — не смогла.
— Кто-нибудь… — позвала слабым голосом: — Есть здесь кто-нибудь?
Скрипнула дверь, в каморку протиснулась дородная женщина со свертком на руках и пропела слащавым голосом:
— Вот и мамочка наша проснулась, больше суток проспала, бедная, так ты её измучила!
Совершив неимоверное усилие, королева села и потянулась к ребёнку:
— Сыночек! С ним всё хорошо?
— Доченька, — передавая свёрток, поправила повитуха, — здоровенькая, красивая. Загляденье!
— Как… — Рина отдёрнула руки, — у меня сын! Я ждала мальчика!
Женщина приторно улыбнулась и покачала головой:
— Грех… ой грех… противиться судьбе. Жива крошка — и славно. Могла и помереть в таких-то родах! — Она положила ребёнка рядом с матерью и попятилась к дверям: — Покорми. Я давала ей соску — плюётся, не нравится ей козье молоко. Мамку хочет! — Женщина покачала её на руках: — Тяжёленькая, даром что недоношенная.
— Как же так? — сокрушалась королева, глядя, как дитя сосёт её грудь. — Не бывало ещё такого, чтобы ведунья ошиблась…
Молозиво шло туго, девочка долго тянула его, пока, наконец, не насытилась и не уснула. Её величество ещё не совсем оправилась, но мысли о муже успели её напугать: как сообщить королю? Знает ли он о беде в монастыре? Не числит ли жену в погибших? Дочь! Получив такое известие, Блонд, пожалуй, прикончит гонца! Быть может, не возвращаться? Пусть король сочтёт себя вдовцом, женится во второй раз и родит, наконец, принца.
Рина вполне готова была принять такое решение, но заглянувший в каморку мальчик заставил отказаться от глупой затеи:
— За вами карету прислали…
Вскоре всё привычно завертелось. Королева облачилась в привезённые из дворца одежды с помощью двух присланных за ней горничных, но ребёнка наотрез отказалась передавать кому-либо, так и вышла из дома со свёртком на руках. Во дворе выстроились все здешние обитатели. Как выяснилось, поиски в ущелье приостановили, кого-то сумели спасти, остальных с уверенностью можно было считать погибшими. За воротами ожидали две кареты, у первой стоял Блонд. Взяв ребёнка на руки, король поцеловал жену в лоб:
— Как же так, милая?
Она пожала плечами, думая, что муж упрекнул её дочкой, огляделась, ища глазами Нуара, и не увидела его. Наверное, боится брату на глаза показываться.
Половину дороги они ехали молча. Дочь спала на противоположном диване, обложенная подушками. Блонд обнимал жену, прильнувшую к его плечу. Мог бы рассказать о поездке к заграничной родне, но на фоне случившегося эти новости казались пустяшными. Рина мучилась угрызениями совести, не зная, как извиняться за нарушение запрета и отъезд из столицы. Блонд заговорил первым: