Счастье само не приходит
Шрифт:
— Боязно как-то. Справлюсь ли? — посмотрела Марина на Комашко.
Она сняла пальто, жакет и осталась в коротеньком легком платье, которое подчеркивало ее стройную фигуру.
— Справитесь, Марина! Справитесь! — Арнольд Иванович поймал ее шершавую сильную руку, ощутил тепло.— И ручки будут другими — чистенькими, гладенькими. Женские руки должны быть нежными, их целуют мужчины.
— Мои еще никто не целовал, — ответила Марина и взглянула на главного инженера большими темными, почти черными глазами. Сразу же вспомнила: было, целовал один...
— Не поверю.
— Вы смеетесь надо мной, Арнольд Иванович? — зарделась Марина.
— Нет, я серьезно. У пианистов такие пальцы. Вы когда-нибудь играли на музыкальных инструментах?
— Нет, я пою в нашей самодеятельности.
— Слышал. У вас красивый голос. Вас, Марина, должны хорошие специалисты прослушать. Голос — это талант, его ни за какие деньги не купишь. А талант, он как зерно. Если упадет на асфальт или в песок — сразу погибнет. А попадет в чернозем — колосом нальется.
Марина не стала говорить Комашко, что была на селе лучшей балалаечницей. Еще посмеется главный инженер. Что это за инструмент — балалайка.
— Что я должна здесь делать? — спросила она. — Вы сами покажете? Или мне дожидаться, когда из командировки вернется инженер-лаборант?
— Сам покажу, Марина. Наука эта несложная. Принести четыре ведра щебня. Просушить. Взвесить и просеять на ситах. Записать вес каждой фракции и перевести в проценты. Надеюсь, проценты вы изучали в школе?
— Учила, — улыбнулась Марина.
— Гранит у нас почти одного качества, поэтому больших расхождений во фракциях не бывает. Когда выявите, что пылевидных частиц свыше одного процента, поднимайте шум. Инженеру-лаборанту докладывайте. Если его не будет — мне. Или Драчу. Или сменному мастеру.
— А они меня послушают?
— Послушают. За брак теперь здорово перепадает. Главное — заполняйте паспорта. Каждый железнодорожный эшелон щебня должен иметь паспорт. Как человек не может быть без паспорта, так и наш щебень без этой бумажки. Поняли?
— Поняла.
— А теперь давайте сделаем лабораторный анализ вместе.
Комашко снял пальто и аккуратно повесил его на вешалку.
Ветер крепчал. Небо все сильнее затягивали тучи. Лисяк оббил валенки от снега и вошел во времянку мастера. Бегма, как всегда, «забивал козла».
Ростислав протиснулся к игрокам.
— К вам на работу пришел, — сказал он Бегме.
Но тот не обратил никакого внимания на Лисяка. Ему некогда: в руках домино, во рту папироска. Он следит за игрой и азартно бьет по столу. Ему везет.
— Кончил!.. Конопля, возьмешь Лисяка к себе подсобным.
«Значит, мастер уже знает. Белошапка, видимо, сказал».
Егор Конопля тронул Бегму за рукав, придвинулся ближе и тихо, чтобы никто не слышал, спросил:
— Зачем Лисяка к нам прислали? Не в начальники метит?
— Дурень. Для этого дела человек должен быть со специальным образованием.
— Но говорят, он раньше в начальниках ходил.
— Какой там начальник! Бригадиром работал.
Бегма вышел из прорабской и посмотрел на небо. Облака плывут и плывут, догоняя друг друга. День промозглый, идет мокрый снег. Бегма ударил железным шкворнем по висящему рельсу. Потом подозвал Ростислава и спросил, хитровато прищурив глаз:
— Сам напросился к нам или направили?
— Сам.
— Ну и дурак. Там заложил взрывчатку — трах, бах. И снова сиди. А здесь... И зарплата... не густо.
Из прорабской высыпал народ. Приступили к работе.
Некоторое время Лисяк и Конопля молчали. Каждый был занят своим делом.
— Значит, в подсобники ко мне? Надолго? — не выдержал наконец Конопля.
— Пока не научусь кладке. Я как-то пробовал, в далекой молодости...
— А сейчас какая нужда заставила?
— Новая специальность никогда не помешает. Пригодится.
— Был бригадиром, а теперь — учеником, подсобником. Понятно еще, если бы и сюда бригадиром. Кстати, должность свободная. Меня-то на вороных прокатили...
Конопля вел кладку степенно, не торопясь. Потом устраивал себе, как любил говорить, «перекур с дремотой». Однако сегодня особенно не подремлешь, погода не позволяет.
— Слушай, Егор, а почему вас называют бригадой «Ух»?
— Очень просто, — усмехнулся Конопля. — Бригада «Ух» работает до двух!.. Ну, шабаш, скоро обед.
Подошел Верхогляд:
— Ну как, может, того... по рыжику, а? На троих. Жинка такую закуску положила, пальчики оближешь!
— А этого не хочешь? — показал ему кукиш Лисяк.
— Ну ладно, завтра отдашь, — по-своему истолковал его жест Конопля. — Так я побежал...
Глава четвертая
Григоренко приходил на работу всегда без четверти восемь. С утра, как правило, он, не заходя в управление, ехал на основное производство. Это, конечно, не означало, что директор избегал кабинетных дел. Вовсе нет. Но если зайдешь в кабинет, то до самого обеда не выберешься. Пока почту прочтешь, пока со сводками ознакомишься, а там начнутся звонки... В рабочее время Григоренко просматривал только папку «К докладу», подписывал лишь самое неотложное. Остальные же бумаги читал вечером, когда в управлении наступала тишина. И сколько бы ни было документов, ничего не оставлял на завтра.
Но сегодня ему не пришлось ехать на участки. Возле управления он увидел Шевченко и еще одного старика, примерно такого же возраста.
«Может, ко мне?» — подумал Григоренко и остановил машину. Пока шел, прикидывал, когда же они новое здание для управления построят? Ведь это уже лет тридцать стоит. Вон другие комбинаты прямо-таки дворцы отгрохали. «Но ничего, — вздохнул он, — потерпим пока. Вот построим еще один жилой дом, снесем последний барак, а тогда и за штаб примемся».
Увидев директора, старики заволновались, заспешили навстречу. Григоренко поздоровался, пожал обоим руки. Спрашивать о том, к нему ли они, не было надобности. И так ясно.