Счастье, утраченное навсегда. Рассказы
Шрифт:
Смотря на поджатые губы матери, Алешка не мог понять, почему она так недовольна. Он не долго пребывал в своем недоумении. Через час с небольшим отец вдруг сбавил ход и стал сосредоточенно выглядывать что-то впереди. Заметив съезд, он притормозил и осторожно двинулся через крутой спуск обочины к проселочной дороге.
Алешка повертел головой и тихо спросил:
– Ма, а куда это мы?
Мать хмыкнула и раздраженно буркнула:
– Спроси у своего отца. Он тут рулит, а мы ему только в обузу!
– Почему? – удивился Алешка
– Сиди, узнаешь!
Алешка скривил
Его ожидание затянулось надолго. Степь, разбавленная отдельными купами деревьев, низкорослым, чахлым кустарником постепенно приелась взгляду. Алешка сквозь наплывавшее на глаза марево видел себя уже у моря, несущимся навстречу волнам и в бесконечно долгом плескании в набегающих крутых горах соленой воды…
Через волнительные своим приятством картины к его сознанию пробился посторонний шум. Алешка тряхнул головой и огляделся. Они стояли на проселочной дороге. Отец уже находился вне машины и разговаривал с каким-то мужиком, сидевшим на телеге. Тот оживленно тыкал кнутом в сторону чуть видневшейся вдали небольшой рощицы. Отец согласно кивал и продолжал расспрашивать этого странного, заросшего густой щетиной мужика.
Наконец, все разговоры были закончены. Мужик взмахнул кнутом и, прервав энергичное лошадиное мотание головой, резво тронул прочь. Отец некоторое время стоял в раздумье. Мать, не выдержав такой неопределенности, выскочила из машины и нетерпеливо спросила:
– Вася, ну что? Едем?
– Едем… – ответил отец. – Вот только куда? Мужик сказал, что захоронение перенесли вон за ту рощу, ближе к станице. Вот, черт, незадача! Через это поле нам не проехать. Придется делать крюк вокруг станицы. Только там есть дорога к мемориалу.
– Господи, что это все у нас не как у людей! – воскликнула мать. – Что ты уперся: годовщина, годовщина! Детям каждый лишний час у моря – год здоровья, а тебе наплевать на них! Лишь бы потешить свой характер!
– Ладно, Кать, садись, – холодно оборвал ее отец. – Десяток километров погоды не сделают…
Впрочем, дорога через станицу вышла не совсем накладной. Мать, своим практичным взглядом высмотрела сидевших вдоль дороги торгующих теток и старушек разными станичными припасами. Вскоре они продолжили путь, прилично нагрузившись черешней, больше похожей на небольшие яблоки, помидорами, величиной почти с Витькину голову, огурцами, салом, сметаной и еще чем-то, чего Алешка так и не понял – в двух больших бутылях плескалась чуть мутноватая жидкость.
Отец с превеликой аккуратностью обмотал бутыли тряпкой и уложил в багажник. Мама, сморщившись, будто у нее вдруг заболели зубы, предупреждающе сказала:
– И не рассчитывай до моря даже на глоток! Вылью все до капли!
Отец с преувеличенной готовностью стал заверять в своем полном согласии:
– Да ты что, Катя! Конечно, только по приезду! Просто это про запас! Где там на месте купишь его за такую цену! Это ж сколько вышло экономии! Посчитай сама!
– Нужна мне твоя экономия! Тебе бы только дорваться!..
Место, к которому так стремился отец, открылось внезапно. За небольшим изгибом проселка, едва кончился кустарник, открылась хорошо ухоженная площадка, в центре которой, огороженной простой железной оградой находился квадрат из побеленного бордюра. Квадрат был засажен цветами, через который вела выложенная белым камнем дорожка, к возвышавшейся посреди квадрата небольшой стеле.
Метрах в пяти от ограды Василий остановил машину. Некоторое время он сидел молча, смотря перед собой через стекло. Катерина, не обращая на мужа внимания, выбралась из машины и, откинув сиденье, скомандовала сыновьям:
– Ну-ка, выбирайтесь!
С радостными криками мальчики высыпали на траву. Витька, словно заведенный, размахивая руками, начал выписывать круги вокруг «Запорожца». Алешка, в силу своего возраста, не желая уподобляться младшему брату, степенно подошел к калитке в ограде и потрогал замок.
– Мам, замок закрыт!
– Иди сюда. Отец сам разберется! А вы быстренько мойте руки и садитесь. Не то черешня пропадет на такой жаре.
Алешка, обойдя машину, увидел расстеленный на траве большую тряпку. На ней уже стояла в объемистой бутыли вода, лежали несколько узлов и алюминиевые миски.
Пройдя процедуру умывания, мальчики уселись и с нетерпением уставились на черешню, которую мать тщательно прополаскивала в куске марли. Алешка на миг оторвался от созерцания процедуры омовения плодовой вкусности и бросил взгляд в сторону машины. Он увидел, как отец выбрался из салона, подошел к ограде памятника и остановился. Что-то необычное показалось ему в поведении отца. Отец, опустив голову, словно поник, стал меньше, ниже ростом, будто какой-то невидимый груз опустился ему на плечи.
Уплетая сочные, бордово-черные черешни, Алешка краем глаза следил за тем, что делает отец. Тот, постояв в раздумье перед оградой, подошел к калитке и тронул замок. Алешка увидел, что замок чудесным образом оказался в руке отца. Распахнув калитку, отец, тяжело опираясь на палку, внимательно высматривал место, куда ее поставить. Вымощенная дорожка подстерегала его неровно положенными камнями и ямками.
Алешка на стал ждать, когда отец подойдет к четырехгранной стеле. Засунув последние ягоды за щеки, он вскочил и побежал к мемориалу.
– Пап, подожди, я тоже с тобой!
Отец оглянулся. Алешка шустро проскочил расстояние и осторожно ставя ноги, обутых в легкие сандалики, пробрался по острым граням крупной щебенки к отцу.
– Иди осторожнее. Камень острый. Кому-то лень было привезти мелкой щебенки, взяли этот по дешевке, как полуфабрикат. Пошли.
У стелы отец и Алешка остановились. Отец подошел к памятнику. Перед ними, на наклонной каменной доске белого цвета тусклым золотом отсвечивало много фамилий. Сверху, большими бронзовыми буквами была выложена надпись: «Хома Исидорович Карпенко», и чуть ниже, более мелко, – «танкист – старший лейтенант». Внизу аккуратными рядами, по шесть в квадрате, шли остальные фамилии. Они были словно выстроенные на параде солдаты. По крайней мере, так показалось Алешке. Он наклонился и прочитал первую попавшуюся на глаза: «Гуськов П. И. мл. серж.».