Счастливая находка

Чарлтон Энн

Он сам во всем виноват. Он слишком самоуверен. Он хотел поразить ее своей игрой на пианино, но это не произвело на нее никакого впечатления. Она рассказала ему эту нелепую историю про Бернадетту Сент-Джон только для того, чтобы разорвать всякую с ним связь. А он убедил себя, что она просто разыгрывает из себя недотрогу, чтобы зацепить его. И как дурак, бросился очертя голову в эту ловушку.

— Черт бы тебя побрал… возьми в сторону и дай мне проехать, — пробурчал Райли, сигналя грузовику. Но грузовик продолжал ехать с той же скоростью.

А

как она иногда на него смотрит! Будто жалеет. При этой мысли он с такой силой сжал руль, что у него побелели костяшки пальцев. Она его жалеет потому, что поняла, что он в нее влюбился, но по доброте душевной не хочет ранить его чувства.

— Убирайся с дороги! — рявкнул он, яростно сигналя.

Это какой-то абсурд. Он познакомился с нею меньше недели назад. Он же не зеленый юнец, чтобы так увлечься. Да еще кем! Женщиной в очках, с веснушками на носу, одетой как зубрила-студентка. Однако он не припомнит, чтобы испытывал такое же отчаяние, даже когда Дэвина сказала, что уходит от него. Его гордости был тогда нанесен жестокий удар. Он был вынужден признаться, что был доверчивым, самовлюбленным дураком. Но так, как сейчас, он себя не чувствовал — как будто вся его жизнь пошла прахом.

— Ты когда-нибудь уступишь дорогу! — Он смотрел на арбузы с ненавистью.

Как она могла отвергнуть его, если их неотвратимо влечет друг к другу — она же сама в этом призналась. И это ради этого бегающего и скачущего идиота?

Но, может, он все же ошибается? Он вспомнил, как она себя вела в его объятиях. Может, рано паниковать? Видимо, было что-то еще, а не просто похоть, если такая женщина, как Александра, была готова заняться любовью на письменном столе.

При воспоминании об этом эпизоде к Райли вернулась уверенность. Сколько бы она ни отвергала их влечение друг к другу, сколько бы ни старалась ему противиться, на деле ей не удавалось ни то, ни другое. За то короткое время, что они были знакомы, он по достоинству оценил ее целеустремленность и упорство, но было очевидно, что обуздать свои инстинкты она не в силах.

Глава девятая

В день крещения стояла теплая февральская погода. Деревянная церквушка примостилась на склоне холма, усеянного одуванчиками.

— Мы, наверно, будем единственными, — сказала Александра Сэму, вылезая из своего грузовичка. Когда она доставала с сиденья новую итальянскую соломенную шляпу с широкими полями, один из сухих цветочков, украшавших шляпу, отскочил. — Родители Пэм живут на юге Австралии, а родители Джефа могут и не прийти.

Но они оказались не единственными. Какой-то человек шел к ним по траве, видимо, сокращая путь. Это был высокий, широкоплечий мужчина в солнцезащитных очках и ослепительно белой рубашке под темно-синим блейзером.

— Да это мой приятель Райли! — радостно воскликнул Сэм. Мужчины обнялись, похлопывая друг друга по спине. — Заходи ко мне до того, как я соберусь в Мельбурн. Выпьем по кружечке пивка!

— Что ты здесь делаешь? — довольно невежливо спросила Александра, вспомнив их последнее прощание. Тогда Райли вовремя ее остановил: она чуть было не стянула с него брюки. Она чувствовала, что он ее рассматривает, но за темными очками не видела его глаз. С досады она шлепнула себя по ноге шляпой, и еще несколько сухих цветочков упали в траву.

— Я крестный отец, — сказал он тоном Марлона Брандо. Сэм не удержался и хихикнул.

— Так ведь ты же отказался!

— Сначала отказался, — сухо подтвердил он, — а потом дал себя уговорить.

Значит, Пэм и Джеф набрались-таки наглости и упросили Райли.

— Мне никто не сказал, что ты передумал.

— Ты чем-то недовольна, Александра? Тем, что мы станем крестными? — Ей показалось, что его взгляд остановился на ее шляпе, с которой то и дело отваливались цветочки. — Надо поторопиться. Цветочки падают через каждые тридцать секунд.

Александра посмотрела на шляпу — украшения уже почти не было.

— Ах, как смешно.

Райли улыбнулся, а Александра, все больше раздражаясь, шагнула к нему и сорвала с него очки. И хотя его синие глаза оказались совсем близко, она не увидела в них ничего, кроме мальчишеского озорства.

— Тебе не нравятся темные очки, Александра?

— Это невежливо — оставаться в очках, когда разговариваешь с другим человеком. — Она сунула очки ему в руку. — Ты видишь все, а другой — ничего.

— Ты считаешь, что темные очки дают преимущество? — Он сложил очки и положил их в карман.

Родители Джефа все же приехали. После визитов к психотерапевту мать Джефа казалась более спокойной, хотя она почти не спускала глаз с Саванны. А отец не выпускал из рук видеокамеру, снимая церемонию крещения.

После крещения все отправились к Александре, в ее садик за домом. Там уже более уверенная в себе Пэм отдала Саванну на руки миссис Анне Браун, так что долгожданный мир наконец наступил.

— Я знаю, что вам не нравится имя, которое мы ей дали, — сказала Пэм свекрови. — Но когда она подрастет, нам придется его подсократить. Мы и сейчас иногда называем ее Анной.

Миссис Браун была явно польщена. Как же она не разгадала свое имя в ненавистном имени внучки? Пэм, очевидно, не так уж проста, как кажется, подумала Александра.

— Я узнал, что Джина Эспозито решила не привлекать твою мать к суду, — сказал Райли, помогая Александре расставлять на столе тарелки с бутербродами и мини-пиццей.

— Если принять во внимание, какую рекламу Рона сделала Джине, той следовало бы послать Роне чек на приличную сумму, чтобы компенсировать штраф, который пришлось заплатить, — заметила Александра едко.

История с плакатом, как и предсказывала Рона, не попала в программы других каналов, но газеты ее раскрутили. «Постаревший» портрет Джины был напечатан в нескольких изданиях, после чего на телевидение лавиной пошли письма с предложением увеличить на телевидении число дикторш «в возрасте».