Счастливая жизнь для осиротевших носочков
Шрифт:
– Технически расскажет, – бормочет Виктуар, – но признаю: деревья интереснее, чем я думала.
С этими словами она подходит к буку и, нахмурившись, недоверчиво осматривает его ствол, но Жан уже возвращается к тропинке, кипя от негодования.
Поскольку экскурсия по лесу Плудерек выбила нас из графика, свободное время между тимбилдингом и ужином сократилось до семнадцати минут. На полной скорости принимаю горячий душ и направляюсь в гвардейский зал.
Все столы заняты, и шум разговоров гулким эхом отражается от каменных сводов. Судя по всему, остальные посетители тоже приехали сюда на бизнес-тренинги.
Глядя на танцующее пламя, постукиваю по тарелке. Через некоторое время приходят мои коллеги.
Бокалы наполняются. Даже Реда позволяет себе немного вина.
– Может, все-таки будешь? – спрашивает у меня Крис.
С улыбкой качаю головой и накладываю себе еще ветчины.
– Я и не знал, что в Средние века был раклет, – шепчет Реда на ухо Виктуар.
– Был. Раклет – это традиционное бретонское блюдо, его все знают, – со смехом отвечает та.
– Я никогда раньше его не пробовала, – говорю я.
– Ты говоришь по-французски так хорошо, что порой я забываю, что ты американка, – замечает Крис. – Ну и как тебе? Нравится?
Киваю с набитым ртом. Пока на раклетнице шипит сыр, трубадуры разыгрывают перед нами настоящее представление. Гиневра, одетая в костюм странствующего менестреля, играет на лютне. Жан аккомпанирует ей на бубне. Потом сказитель декламирует легенду о Мерлине и сказочном лесе Броселианд, а жонглер сомнительного мастерства роняет каждый третий шар на стоящие вокруг столы. В зале стоит шум, и мне становится трудно следить за разговором Криса и Джереми. Слишком жарко, и я снимаю свитер. Слышу, как Реда говорит Виктуар:
– Я подумываю о том, чтобы сделать тату.
– Да? И какую же?
– Альбатроса, нарисованного автором комиксов, которого я обожаю. Но я боюсь, что потом пожалею. Ты не жалеешь о своих тату?
Виктуар смотрит на свои запястья, покрытые непонятными символами.
– Никогда об этом не думала.
Реда поворачивается ко мне:
– А тебе как кажется, Алиса?
– Не знаю… – опешила я. – В худшем случае всегда можно удалить татуировку лазером. Если она не цветная, то следов практически не останется.
– Думаю, альбатрос – это круто, – продолжает Виктуар. – Уверена, тебе пойдет.
Реда краснеет от комплимента и кладет себе на тарелку сыр. Трубадуры проходят между столами, играя на лютне, и все вокруг хлопают в ладоши. Нас пытаются втянуть в фарандолу, прованский хороводный народный танец.
– Нет! Ни за что! – восклицает Виктуар, отталкивая руку менестреля. – Что они еще для нас приготовили? Адриано Челентано? Патрика Себастьена?
Я позволяю увлечь себя в танец, одной рукой держась за Реда, другой – за Джереми. Мы кружимся по залу, а те, кто остается сидеть, хлопают в ладоши (за исключением Виктуар, которая, вероятно, продолжает искать сеть). Некоторые хором поют неизвестную мне песню. Когда через несколько минут мы возвращаемся на место, Джереми задерживает мою руку в своей и заглядывает мне в глаза.
–
Теплое дыхание касается моего уха. Чувствую, как по коже расползается покалывание. У меня немного кружится голова, словно я пьяна.
Улыбаюсь.
– Поправочка: вообще-то это твое предложение.
Он улыбается в ответ.
– Как скажешь…
Дневник Алисы
Лондон, 4 мая 2012 года
Ты со мной пять недель, солнце.
Я сплю по тринадцать часов в сутки.
Сегодня я впервые услышала, как бьется твое сердце, хрупкое, как у воробушка. В жизни не слышала звука приятнее. Биение неощутимое, но быстрое и ровное. Я так сильно сжала руку твоего папы, что чуть ее не сломала.
Я впервые видела, чтобы Оливер плакал от нахлынувших эмоций.
* * *
Слышу, как капли дождя стучат по крыше палатки. Вдали до сих пор звучит приглушенная музыка, которую поглощает лесная тишина. Я по-прежнему не знаю, сколько сейчас времени. Если верить внутреннему ощущению, то я ушла с ужина чуть больше часа назад. Можно было подзарядить телефон в замке, но я не захотела. Отсутствие часов дает мне хрупкое ощущение свободы.
Я не знаю, как быть. В теории все просто: мне следует пойти в палатку Джереми, потому что я объективно этого хочу. Однако на практике все куда сложнее и, главное, опаснее. Но при мысли об опасности у меня мурашки по коже, опасность манит меня, как мотылька на огонь. Слишком долго я вела себя сдержанно и разумно, теперь мне хочется почувствовать себя живой. Впервые за последние годы.
Встаю, надеваю черный шерстяной свитер и выхожу из палатки. Спускаюсь по лестнице, зажав ручку лампы в зубах, и направляюсь к девятой палатке. На улице – кромешная темнота. С листьев на меня стекают капли дождя. Подхожу ко входу в палатку. Внутри горит свет, и сквозь прозрачную ткань видно Джереми, он лежит на кровати и стучит пальцами по экрану айпада. У меня возникает неприятное ощущение, что я шпионю за ним. Прочищаю горло и зову:
– Джереми?
Он мгновенно подскакивает, направляется ко входу и с тихим «вжик» расстегивает молнию. Несколько секунд мы стоим, нерешительно глядя друг на друга.
– Проходи, – говорит он.
Наклонившись, пролезаю в отверстие, и Джереми застегивает за мной молнию. И снова – неловкая тишина. Собравшись с духом, решаюсь говорить откровенно:
– Я от такого совсем отвыкла, поэтому будет здорово, если ты возьмешь инициативу на себя.
Джереми улыбается – искренне, без малейшей тени иронии.
– Я бы с удовольствием предложил тебе выпить, но как я понял, ты не пьешь, да и выпивки у меня нет… – Он ерошит рукой волосы. – Если хочешь, можно включить музыку. Я взломал вай-фай соседнего замка.
– Нет, давай без музыки.
Джереми не отвечает, и я медленно преодолеваю разделяющее нас расстояние. Беру его за руку и закидываю голову назад. Мы так близко, что я чувствую на губах чужое дыхание. Легкая небритость подчеркивает волевую линию его подбородка, и я с удивлением понимаю, что целую вечность никто не привлекал меня так сильно.