Счастливая жизнь для осиротевших носочков
Шрифт:
Качаю головой, мне тяжело дышать. Я позволила Джереми догадаться о правде, я выдавала себя тысячу раз, шаг за шагом. Мне больно. Больно от того, что придется покинуть его, и больно от правды, которую он решил вытащить на свет божий.
Делаю глубокий вдох. Мне больше нечего терять, поэтому я разыгрываю свой последний козырь, ледяным тоном бросая:
– Избавь меня от сеансов психотерапии, ладно? Чего ты от меня ждешь, Шерлок Холмс? Чтобы я восхитилась твоей дедуктивной работой? Любой может зайти в Википедию и сделать вывод, что моя сестра была знаменитостью и что я потеряла
Джереми подливает себе виски и делает глоток, не сводя с меня взгляда, и я понимаю, что проиграла. Мне с самого начала следовало понять, что в отличие от других он видит меня насквозь. Мне следовало это понять, потому что, если уж говорить начистоту, именно поэтому я так сильно к нему привязалась.
– Это не единственный вывод, который я сделал, – спокойно говорит Джереми. Встает, подходит к стоящей на полу коробке с виниловыми пластинками и начинает в нем рыться. Потом возвращается, и я чувствую, как кровь стынет у меня в жилах. Он кладет передо мной пластинку, и мои легкие сводит судорогой.
– Когда ты пришла ко мне впервые, то заинтересовалась этой пластинкой, и я сказал, что я большой поклонник Скарлетт.
С обложки на меня дерзко смотрят густо накрашенные глаза.
Я ее не знаю. Больше не знаю. Дыши, Алиса.
Ничего не отвечаю. Я физически не способна произнести ни слова, паника накрывает темным и пыльным мешком, душит, забивает глотку, словно я тону в зыбучих песках. Во взгляде Джереми мелькает беспокойство, и когда я пошатываюсь, он подхватывает меня. Меня трясет. Впиваюсь Джереми в плечи, не зная, хочу обнять его или оттолкнуть.
– Т-ты ошибаешься… я… – заикаясь, начинаю я.
Джереми обрывает меня тем серьезным голосом, который обычно успокаивает меня, но на этот раз – уничтожает.
– Тем вечером, когда я увидел тебя на Дивали… с ярко накрашенными глазами и распущенными волосами… Сходство было просто поразительное…
При мысли о том, что после сегодняшнего вечера я больше никогда его не увижу, у меня ноет сердце. Я словно окаменела. Я должна бежать, пока еще есть время. Но тело меня не слушается, я даже ответить не могу…
– А потом все эти мелкие детали… тот странный разговор с Реда об удалении татуировок, то, что ты не хочешь слушать музыку, то, что такая неглупая девушка путается в градусах Цельсия и Фаренгейта, хотя якобы жила в Лондоне…
А потом он наконец повторяет простую и, казалось бы, безобидную фразу, которая несколькими минутами ранее заставила меня похолодеть и которая вот-вот разрушит все барьеры, так тщательно выстраиваемые на протяжении последних пяти лет, разрушит тщательно уложенные слои лжи. И в тот момент, когда я пытаюсь понять, где и когда произошел взмах крыльев бабочки, из-за которого рухнул мой мир, лед у меня под ногами проваливается, и я падаю в бездонную пропасть реальности.
– Но я бы и так все понял, когда ты впервые осталась у меня на ночь. Я уже говорил: ты поешь в душе, Скарлетт.
Дневник Алисы
Лондон, 15
Вот и все, Брюс. Скарлетт улетела. Я провожала ее и только что вернулась из аэропорта Хитроу, расстроенная и подавленная. Перед тем как мы расстались возле пункта паспортного контроля, я дала ей небольшой, наспех упакованный сверток.
– У меня для тебя подарок.
Развернув сверток, Скарлетт вытащила из него браслет с тремя маленькими подвесками. Один был в виде рыбки, другой – лодки, а третий – крошечного маяка. Ужасный китч, чего душой кривить. Я купила этот браслет позавчера на рынке. Он напомнил мне о Квинстауне.
– Вот станешь суперзвездой, будешь смотреть на этот браслет и вспоминать наше детство.
– Он довольно миленький, – солгала Скарлетт.
Я рассмеялась.
– Думаешь, за все то время, которое мы провели вместе, я не научилась распознавать твою ложь?
Скарлетт тоже рассмеялась и надела браслет на запястье, где ее покрытую татуировками кожу уже украшало бесчисленное множество браслетов.
– Теперь с тобой всегда будет частичка меня. Помни об этом, если когда-нибудь тебе станет грустно или одиноко.
Скарлетт крепко обняла меня.
– Спасибо, Алиса, – прошептала она, – это прекрасный подарок.
Чтобы скрыть слезы, я спрятала лицо в ее волосах – платиновых с розовыми прядками. В детстве они пахли ромашкой. И я вдруг подумала, что когда Скарлетт станет знаменитой, я буду единственным человеком в мире, знающим эту подробность.
– Он страшный, знаю, – с улыбкой продолжила я. – Разрешаю носить его только тогда, когда будешь скучать по мне.
– Тогда мне придется носить его постоянно, потому что я скучаю по тебе все время, – призналась Скарлетт и одарила меня своей согревающей улыбкой, редкой и яркой, как луч солнца в декабре. Улыбкой, которая досталась Скарлетт от отца и которую мама ей так и не простила. На короткое время эта улыбка осветила помещение аэропорта, но потом Скарлетт скрылась на вершине эскалатора, чтобы улететь на другую сторону Атлантики и записать песню обо мне. Мы не увидимся до Рождества, то есть больше чем полгода… Скарлетт подумывает приехать к нам в Лондон с мамой. И кто знает, Брюс, может, когда я увижу свою младшую сестренку в следующий раз, она будет рок-звездой. Было бы забавно, правда?
* * *
Я больше не дрожу и не плачу. Джереми по прежнему держит меня, я отцепляю от себя его руки и делаю шаг назад. Он что-то говорит, но я не слышу. Мы смотрим друг на друга несколько секунд, которые кажутся мне вечностью. Я могла бы все отрицать. Могла бы притвориться, что не понимаю, о чем он. Но уже слишком поздно. Молча иду в коридор и надеваю плащ.
– Ты куда?
Застегиваю молнию. Пальцы подрагивают, но совсем незаметно. Я все еще нахожусь в шоке. Паническая атака наступит через несколько минут, когда осознание произошедшего уляжется в мозгу. А может, и не наступит. Может, правда не так страшна, как постоянная ложь. Я еще никогда не мыслила так ясно.