Счастливая жизнь для осиротевших носочков
Шрифт:
– Но как… почему?
Шумно сморкаюсь, чувствуя, как на меня наваливается огромная усталость. Когда я была здесь прошлый раз, то еще удивлялась, как можно плакать на глазах у психотерапевта. Теперь я знаю, как. Мне хочется спрятаться под одеяло и остаться там на веки вечные, но я должна идти до конца. Если правда не выйдет наружу, то задушит меня изнутри. Едва слышным шепотом отвечаю:
– Потому что я опоздала.
Дневник Алисы
Квинстаун, 12 декабря 2012 года
Брюс, я дома!
Мама и Скарлетт должны были приехать в Лондон на Рождество, но нам
Можно было изменить планы и провести праздники в Квинстауне, но мама, которая готовилась к поездке последние нескольких месяцев, во что бы то ни стало хотела увидеть рождественский Лондон.
Сам понимаешь, пришлось улаживать все в последнюю минуту. Не стану описывать, чего мне стоило найти билеты. С приближением праздников цены растут как на дрожжах. Само собой, мне пришлось взять все на себя: Скарлетт целыми днями сидит в пижаме перед телевизором и выключает радио, как только там передают ее песни, что случается примерно раз в час. Это бесит маму, которая привыкла, что радио всегда работает. В голове не укладывается: сингл Скарлетт стал хитом, сбылись все ее мечты, а она… дуется! Я никогда не пойму творческих людей, Брюс…
Билеты из Бостона такие дорогие, что придется лететь из Нью-Йорка. Но даже так не получилось взять билеты на один самолет. По счастливой случайности мне удалось найти место для Скарлетт на рейсе Оливера, который вылетает из Лос-Анджелеса 22 декабря и делает пересадку в Нью-Йорке. Я полечу на следующий день с мамой, которая отказывается путешествовать без меня, что, как сам понимаешь, привело к очередной ссоре между мамой и Скарлетт. Ничего страшного, я проведу день в Нью-Йорке, встречусь с Дакотой. Мне забавно представлять, как Скарлетт и Оливер будут сидеть рядом в течение семи часов полета. Может, они воспользуются возможностью и наконец поговорят по душам…
Впрочем, хватит о логистике. Я не потому взяла в руки дневник.
Я не писала тебе месяцами. Надеюсь, ты не в обиде, Брюс. Впрочем, ты – голливудский актер, мультимиллионер, которому удается все, включая классно выглядеть с лысиной. Было бы нелепо, если бы ты обижался из-за таких мелочей. Я взяла тебя с собой в Америку потому, что хочу продолжать писать. Мне лучше, у Скарлетт все прекрасно. Ей далеко до славы Лиама Галлахера, но она на пути к тому, чтобы стать настоящей рок-звездой, как и мечтала. Должна рассказать тебе хорошую новость: мы с Оливером решились на еще одну попытку ЭКО. Начнем сразу после Рождества и используем двух оставшихся эмбрионов.
Я уверена: на этот раз у нас все получится. Даже за тысячи километров я чувствую существование своих детей, чувствую их решимость жить. Я не могу объяснить, откуда взялась эта моя уверенность. Как ни странно, Оливер чувствует то же самое, несмотря на то, что картезианец.
С тех пор, как во время прогулки со Скарлетт я дала детям имена, Фред и Джордж стали частью нашей жизни. Я наконец поняла: весь смысл был в том, чтобы этот путь,
* * *
Анджела сидит на диване, обхватив руками кружку с чаем, от которой исходит пар. Спина у нее такая прямая, что напряжение чувствуется за километр.
– Значит, ты – Скарлетт Смит-Ривьер, – повторяет она в третий раз.
Киваю. Она сидит на противоположном конце дивана и смотрит на меня так, будто видит впервые, будто годы лжи превратили меня в незнакомку. Я вижу, что причинила ей боль. Я предала свою лучшую подругу, единственного кроме Алисы человека, который всегда меня поддерживал. Делаю глубокий вдох. Анджела могла встать и уйти, узнав про маскарад, невольным участником которого она стала. Могла захлопнуть дверь, больше не желая иметь со мной ничего общего. Но она осталась. Она заварила чай. Она села на диван. Возможно, еще не все потеряно.
– Та самая Скарлетт Смит-Ривьер, которая исполняла песню «Сестры»? Которая трагически погибла незадолго до того, как стала рок-легендой и посмертно получила десять «Грэмми»?
– Не десять, а четыре.
– А-а-а.
Анджела выглядит ошеломленной. Она открывает рот, словно хочет что-то сказать, но потом закрывает его и, нахмурившись, созерцает свой чай, словно пытаясь найти там ответы на тысячи вопросов, которые крутятся у нее в голове.
В прошлом я рассказывала Анджеле о том, что потеряла сестру, и заставила ее пообещать никогда больше не поднимать эту тему. Глядя на смесь непонимания и горя в черных глазах подруги, я понимаю: следовало довериться ей с самого начала.
– Но… Кто же такая Алиса? – спрашивает Анджела после молчания. – Это твое прозвище или у тебя действительно есть сестра?
Во дворе раздается пронзительный звон, возвещающий о конце перемены. Еще несколько секунд слышны шум и детские крики, а потом наступает тишина. Словно наяву вижу Алису: она бежит по пляжу, и ее хвостик качается из стороны в сторону.
– Да, у меня была сестра, ее звали Алиса и она действительно умерла. – Мой голос слегка дрожит.
Недоумение на лице Анджелы внезапно сменяется нежностью. Не говоря ни слова, она ставит кружку на столик, преодолевает расстояние между нами и берет мои руки в свои.
– Хорошо. Ты можешь все мне рассказать, – тихо говорит она со свойственной ей доброжелательностью.
Кивнув, делаю глоток чая, чтобы решиться. Потом опускаю взгляд на наши сцепленные руки и наконец рассказываю правду о том, что произошло в злополучном декабре 2012 года, когда я потеряла Алису, человека, которого я любила больше всех на свете.
Мой первый альбом вышел в конце июня. Гарри – менеджер, которого приставили ко мне Origin Records, – был полон энтузиазма. Мой сингл «Сестры» сразу же стал хитом. Он звучал из каждого утюга, и когда спустя считаные недели я колесила с туром по Америке, все вокруг уже машинально напевали его, принимая душ. Признаться, я очень смутно помню тот период. Чтобы справиться со стрессом, я много пила. Наверное, даже слишком много. Но я была уверена, что со мной все в порядке, и повторяла это Алисе, когда мне удавалось до нее дозвониться. Я собирала полные залы, но, несмотря на это, чувствовала себя как никогда одинокой.