Счастливая жизнь для осиротевших носочков
Шрифт:
Я говорю с необычайным пылом, сжимая руки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Крис смотрит на меня со смесью удивления и любопытства, как будто я открылась ему с совершенно новой стороны.
Потом кивает и, помолчав, бормочет, словно разговаривая сам с собой:
– Надо полагать, мир недостаточно поэтичен, чтобы осиротевшие носочки можно было спасти… Передай, пожалуйста, остальным, что мы обсудим положение дел в среду, после возвращения Джереми… Но не раскрывай подробности. Я бы предпочел сам объявить об окончании нашего приключения…
– Хорошо.
Крис качает головой и снова смотрит в окно. Он выглядит еще более подавленным, чем когда я вошла. Я встаю и выхожу из кабинета, низко опустив голову и окончательно пав духом. Перед тем как я закрываю дверь, Крис говорит, не сводя глаз с фотографии перед экраном компьютера:
– Спасибо тебе, Алиса. Спасибо тебе за все.
* * *
Среда наступает слишком быстро и слишком медленно. Последние дни я ждала возвращения Джереми со смесью нетерпения и страха, и этот непрекращающийся балет противоречий утомил меня. Утром пью кофе с Виктуар и Реда, которые постоянно спорят, а потом взывают ко мне, чтобы я рассудила, кто прав. Я никому не говорила, что на совещании Крис собирается объявить об окончании приключения «ЭверДрим». Мне больно, но я уважаю желание Криса рассказать об этом лично. Я продолжаю работать как ни в чем не бывало, словно это кому-то нужно.
Вернувшись на рабочее место, слышу радостный голос:
– Fuck, Алиса!
Вздрогнув, оказываюсь лицом к лицу с Джереми и Зои, которая держит под мышкой большую книгу.
– Привет, – бормочет Джереми. Судя по всему, ему так же неловко, как и мне.
– Привет, – тихо отвечаю я.
Джереми проходит мимо, а я остаюсь стоять как вкопанная, потрясенная до глубины души одним его видом.
– Послушай, Алиса, – начинает Зои, – я…
– Оставь Алису в покое, – перебивает ее Джереми. – Ей нужно работать.
С этими словами он берет девочку за руку и уводит в свой кабинет.
Сделав глубокий вдох, следую за ними. Мне столько нужно сказать, что я не знаю, с чего начать. Возможно, с извинений.
– Можно с тобой поговорить?
Джереми указывает на место напротив своего. Он выглядит отдохнувшим, да и Зои буквально лучится от счастья. Судя по всему, выходные прошли хорошо.
– Мама вернулась жить домой, Алиса! – восклицает Зои, прыгая по кабинету. – Она больше не поедет в Японию, она вернется к нам! Мы все выходные провели втроем, это было так здорово!
Теряю дар речи, но через несколько мгновений ценой огромных усилий заставляю себя улыбнуться.
– Прекрасная новость! Я очень рада за тебя, Зои, – говорю я.
Джереми достает из кармана евро и протягивает дочке.
– Купи себе апельсиновый сок и обними дядю Криса.
– Потому что он сегодня грустный, знаю, – повторяет Зои, как хорошо заученный урок. – Но ничего страшного! Сначала тебе грустно, а потом нет. Раньше мы были грустными, но теперь все хорошо! Такова жизнь!
– Вот именно, – мягко заключил Джереми.
Я не уверена, что согласна
– Я думал, ты никогда больше не захочешь меня видеть, – говорит Джереми.
Машинально задираю рукав и касаюсь запястья, чувствуя себя не в своей тарелке. Джереми смотрит на меня своими ясными глазами цвета горного озера. Я ничего не могу прочесть в них. Это открытие поражает меня в самое сердце. Раньше Джереми позволял мне прочитать по его взгляду, о чем он думает. Я с болью вспоминаю те несколько недель, когда могла обходиться без таблеток и когда впервые за долгое время была в шаге от чего-то, похожего на счастье.
– Я не знала… Сандра… Вы были друзьями… Ты не сказал… – вырывается у меня. Это не имеет никакого отношения к нашего разговору, но теперь, когда я знаю о потере Джереми, мне почему-то хочется его утешить. Хочется объяснить: я понимаю, каково это. Мне знакомы такие раны, которые заживают только внешне, но под иллюзией исцеления скрывается пропасть тьмы и одиночества.
– Думаю, мы многое друг другу не сказали, – немного помолчав, отвечает Джереми с сожалением в голосе.
Киваю. Мне хочется рассказать ему о тысяче, миллиарде вещей, я бы могла говорить месяцами… Мне хочется, чтобы он спросил меня о том, что произошло. Хочется положить голову ему на плечо. Хочется, чтобы он утешил меня, как делал уже множество раз… Но он не делает ни шага в мою сторону и всем своим видом показывает, что хочет установить между нами дистанцию: сжатые челюсти, нейтральное выражение лица, куртка, которую он даже не потрудился снять…
В любом случае, уже слишком поздно. Я так долго молилась потолку нашей спальни в Квинстауне о возвращении отца, что не осмелюсь погасить лучезарную улыбку Зои, которая радуется возвращению матери. Мне хочется плакать, но я пытаюсь улыбаться и не могу отделаться от мысли, что у Джереми такие же голубые глаза, как у Лиама Галлахера. Уж не Алиса ли послала мне его?..
– Мне нужно извиниться. Я не хотела, чтобы все так обернулось. Время, которое мы провели вместе, много для меня значит. Правда, много.
– Хорошо.
Этот слово возвращает меня к одному из наших первых разговоров, когда я извинилась за свое поведение после собеседования, а Джереми точно таким же флегматичным тоном ответил мне простым «хорошо».
– «Хорошо» в смысле «никаких обид, проехали»?
Джереми улыбается, хотя глаза его полны печали.
– «Хорошо» в смысле «я никогда не обижаюсь на людей за то, что они говорят, что думают. Даже если они неправы».
Киваю.
– Спасибо, – шепчу я.
– Что касается твоей тайны, то я сохраню ее.