Счастливчики с улицы Мальшанс
Шрифт:
— Ты почему мне телеграмму не прислала? — наконец спрашивает её Нис.
— Не успела — отвечает, — Я только недавно вернулась.
— Давай перчатки, — говорит Нис, — «Эверласт», потемней. Для любителей, не для профессионалов. Восемь унций, не шесть.
Продавщица достала перчатки, Нис надел и говорит:
— Ну, Ориель, пожми мне руку на счастье… Ты же помнить? Перчатки, которые я куплю у тебя, будут для меня счастливыми. Одни у нас уже выиграл счастливый билет. Ты его не узнаёшь?
Она потянула мне руку, и тут я вспомнил. Род тоже. — Эй, крошка! Это с вами мы тогда топтались в Белом зале? — говорит. — Ну когда «висельникам» надавали? А как моя красотка? Отросли у неё волосы?
Пожала она перчатки Нису своими ручонками, а Нис говорит:
— Спасибо, Юл. Хороший подарок. Когда чемпионом стану, я тебе на этих перчатках своё имя подпишу и верну. А сейчас ребята, не ждите меня. Я задержусь немного, — и подмигивает… И пошли тут дни, которые я видел раньше во сне.
Через неделю мы с мамой переехали. Рядом с Главной улицей есть новый дом. Квартиры там прекрасные, но очень дорогие. «Лукас-мелодии» дали мне ещё аванс, и их человек из юридического отдела помог мне и квартиру найти и обставить её.
Восемь комнат, рояль, три магнитофона…
С госпожой Амадо я простился. Даже всплакнули оба. Всё же счастливый билет я вытянул у неё в кабаре.
— Смотри, мальчик, будь осторожен. Они все там акулы, и этот Лукас первый. Смотри, чтоб не съели.
С Джо мне грустно было прощаться. Я дал ему все деньги, какие были в кармане. Поцеловал.
— Хелло, Юл, — прохрипел, — не забывай старого Джо. — И ещё притянул меня к себе и шепчет: — Ты хороший парень. Там, там они из тебя будут делать куклу. Голос они сделают, морду, всё. А душу постараются вынуть. Держись подольше…
С Лолой, Лили, с Фанфани, со всеми попрощался. Дал слово — обязательно буду заходить. Хотел чуть не на следующий день. Да куда там! Как взяла меня фирма в работу!
Сначала я попал в руки к господину Норману. Я думал, он меня совсем замучает: с утра до вечера я торчал под светом прожекторов и меня фотографировали. Стоя, сидя, облокотившись, улыбающегося, грустного, молчащего, поющего. С руками поднятыми, опущенными, разведёнными, протянутыми… Гримировали, подкрашивали брови, ресницы, губы.
И во что только меня не одевали!
И во фраки, и в какие-то кофты, и в свитера, и в куртки, и ковбойские штаны с сапогами, и в тренировочные брюки. Даже в пальто.
В конце концов остановились на таком костюме: широкие чёрные брюки, полосатая тельняшка, какую носят моряки, и морская шапочка с помпоном.
Тельняшка эта — целое сооружение. Там и кожа, и вата,
и китовый ус. Я в ней выгляжу как боец-тяжеловес, плечи — только мешки носи, бицепсы необъятные!
Потом я перешёл к господину Бенксу. Это главный после Лукаса. Он заведующий отделом рекламы.
Ну, Морено, давай создавать твою жизнь. Расскажи-ка мне о себе.
Я рассказывал, Не день, а три! И слушал не только господин Бенкс. Их там человек десять было. Потом они совещались. Наконец вызвали меня и сказали:
— Так вот, Морено. Учи свою биографию. — Господин Бенкс протянул мне два листка. — Отец кондуктор трамвая, мать портниха не годятся, И то, что ты родился в своей дыре, на окраине, — тоже.
— Но…
Никаких но, Морено! Мне лучше знать, где ты должен был родиться и какие тебе полагались родители. Так вот: родился ты у моря. Отец твой моряк, утонул в дальнем плавании. Мать умерла от горя. Остался один. Был юнгой, плавал в тропиках, в Южной Америке, терпел кораблекрушения, дрался на ножах в Рио, хотел покончить с собой из-за несчастной любви во Фриско. Пел в портовых кабачках. Приехал в наш город и навсегда влюбился в него. Но о море тоскуешь всю жизнь. Прозвище дадим «Сын моря». Мы тут прикидывали: «Певец моря», «Поющий матрос», «Осколок кораблей», в общем, много всего. Но «Сын моря» — лучше… Это романтично. Уносит молодёжь в мечту, подальше от земных дел. Ты знаешь Джерри Лейбера? Вся Америка сходит с ума от его песенок. Так вот, он говорит «Песни должны отвлекать от реальной жизни. Они для мечтателей». Настоящего моря у нас в городе мало кто из молодёжи видел. Кстати, сам-то ты был на море?
— Нет, — говорю.
— Ну и чёрт с ним. А девушка у тебя есть?
— Есть…
— Да ты не красней. Что ты, маленький? Жениться, надеюсь, не собираешься?
— Собирался…
— Ну вот что, Морено. С этим придётся подождать. Через годик мы тебя выпустим на подмостки. Будут девичьи твоего имени. Из-за тебя будут травиться девчонки, кидаться под твою машину, с ума сходить от любви. И все они будут надеяться на что-то. Чем больше надеются, тем больше покупают пластинок, тем больше ходят на концерты, тем больше приобретают открыток с твоей физиономией. Ясно? А если ты женат, сам понимаешь, половина интереса исчезнет. Придёт время, мы тебе такую кинозвезду…
— Но я люблю Мари!
— Конечно, конечно! Словом, ты пока обожди годик. Объясни ей. Если надо, дадим отступного. Да садись! Чего вскочил? Ишь какой деликатный! Объясни ей: для неё, для вас обоих твоя карьера должна быть главным.
— А как же мама? — спрашиваю, — Ведь её все знают и…
— Ерунда! Кто знает? У вас, в вашей берлоге? Что ж, они опровержение писать в газету будут? Ты сейчас в новой квартира живёшь? Да? Через два месяца пойдут первые тиражи твоих пластинок, денег будет столько, что тратить не успеешь. Я скажу, чтоб парни из юридического отдела помогли тебе построить хорошую виллу. Переедешь. А мать пока в квартире останется…
— Но и хочу с мамой…
— Конечно, конечно. Это же всё временно. Пока будем «запускать» тебя. А когда все к твоей биографии привыкнут, никто уже не будет интересоваться, есть у тебя мама, папа или нет. А потом, Морено, ведь твоя мать будет жить в роскошной квартире! Денег давай ей сколько хочешь. Пусть поедет на курорт. — Он помолчал. — Знаешь что? Я сегодня позвоню в «Америкен-Экспресс», и мы ей устроим кругосветное путешествие. Каюты первого класса, в отелях лучшие номера — А?
— Я поговорю…
— Да нет! Сделаем ей сюрприз. Я сам к ней съезжу, поговорю. Не знаю, как твоя девушка, но мать-то ради твоей карьеры на всё пойдёт.
Через два дня господин Бенкс действительно побивал у нас. О чём они с матерью говорили, не знаю. Но только мама всю ночь проплакала, подходила к моей постели, целовала, а на следующей неделе уехала. Господин Бенкс сам приехал на вокзал провожать, опять о чём-то шептался с ней, смеялся.
— Вы увидите, госпожа Морено, каким знаменитым станет ваш сын! Ради этого стоит принести небольшую жертву. Что ж делать? Вся жизнь на том стоит, Он будет счастливым, богатым. И пожалуйста, не забудьте наш уговор. Помните, от этого зависит его счастье.