Счастливчики с улицы Мальшанс
Шрифт:
— Ну что ж, молодой человек, — «профессор», поковыряв в ухе, подошёл к Юлу, который от напряжения был на грани обморока, — неплохо! Зайдите сейчас в юридический отдел, восьмой этаж, комната восемьдесят три. До свидания…
Юл, словно автомат передвигая ноги, спустился по лестнице и нашёл восемьдесят третью комнату. Секретарша ввела его в роскошный кабинет. На все вопросы Юл отвечал только одним словом «согласен». Заведующий отделом был уже предупреждён о Юле.
Единственное, что его интересовало по-настоящему, — это исполнилось ли уже Юлу шестнадцать лет. А раз исполнилось — всё в порядке, он имел право подписать договор. Мысль, что ошалевший от счастья кандидат будет читать, а тем более оспаривать текст договора, Даже не приходила ему в голову.
Такого ещё не бывало.
— Ну, вот и всё, — любезно улыбнулся заведующий, когда Юл поставил свою подпись на восьми экземплярах договора. Поздравляю вас, господин Морено. Желаю успеха. Завтра можете прийти в кассу за авансом. Или вы предпочитаете чековую книжку? У нас все расчёты в долларовом выражении… Пока можете получить три тысячи…
Юл побледнел и бессильно опустился в кресло. Забегали секретарши, ему подавали воду, ватку с нашатырём. Наконец Юл пришёл в себя и, поблагодарив всех слабой улыбой, направился к лифту. Швейцар проводил его до дверей, предложил вызвать такси. Но на такси у Юла не было денег, и он пошёл пешком.
Дважды по дороге домой он останавливался, присаживался на скамейки в скверах. Он плакал. Вот и исполнилась его мечта!
Сколько ночей, сколько бессонных часов провёл он, представляя себе эту минуту! И вот она наступила!
Три тысячи долларов! Машина, зимнее пальто матери, дорогой подарок Мари, костюмы, галстуки, ребятам чего-нибудь… И это только аванс!
Юл вынул договор. Но читать не смог, буквы плясали у него перед глазами. Юл, задыхаясь, прибежал наконец на улицу Мальшанс. Счастье распирало его. От счастья он готов был разорваться.
Прежде всего к Мари! Теперь Макс увидит! Теперь он сам будет бегать за Юлом! Он возьмёт Мари и умчится с ней на Гавайские острова! В Нью-Йорк!..
И вдруг у входа в «Уголок влюблённых» Юл увидел Ниса. Нис неторопливо шёл, что-то насвистывая. В руках он нёс старый, перешедший от брата спортивный мешок — видимо, направлялся на тренировку.
— Нис! — радостно закричал Юл, размахивая договором. — Нис! Ты не поверишь!..
Часть вторая
ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ
Глава первая
«ПОД СТАРЫМИ ВЯЗАМИ»
Город был охвачен осенью.
Лето уступило место дождливой поре. Беспрерывной чередой тянулись над ним с запада на восток свинцовые тучи, ночами низвергавшие ливневые потоки. По утрам серый, сырой туман крался вдоль улиц, висел на площадях, а к полудню начинала моросить мелкая-мелкая водяная россыпь и становилось так темно, что в домах зажигали огни. Торцы мостовой сверкали в потускневшем свете фонарей, и вдоль тротуаров неслись бурые ручьи, с однообразным шумом исчезавшие за решётками водостоков.
Прохожие в плащах с капюшонами или вооружённые огромными зонтиками, не задерживаясь у витрин, спешили по своим делам. Шурша по мокрой мостовой, разбрызгивая грязную воду, мчались машины.
Но порой, не чаще раза в неделю, дождь устраивал себе выходной. И тогда в белом небе повисало бледное, осеннее солнце, от тротуаров поднимался лёгкий парок. Люди, предусмотрительно захватив с собой плащи и зонтики, с надеждой поглядывали вверх. Надолго ли? Они невольно замедляли шаг, стараясь впитать в себя, схватить это последнее солнечное подаяние, зарядиться на очередную пасмурную неделю.
Загородный парк у Больших прудов полыхал багрянцем. В пустынных аллеях золотились наметённые садовниками кучи листьев. Остро пахло сырой землёй, прелой листвой, мокрыми деревьями.
Пруды уже не синели, как летом, они были серо-белыми, в них отражались небо и молочное солнце.
Юл и Мари шли обнявшись, медленно, наслаждаясь редким юным днём и одиночеством. В коротком голубоватом плаще, в дорогих остроносых ботинках, с шёлковым золотисто-голубым платком на шее, высокий и стройный, Юл был очень красив И мужественная красота эта особенно контрастировала с голубыми мечтательными глазами Мари, её золотисто-медвяными волосами, румяным детским лицом.
Юл обнимал свою подругу уверенно, чуть небрежно, чуть покровительственно.
— Мне Люси говорила, что твоя фотография у многих девчат висит на стене. Знаешь, которая на пластиночных конвертах напечатана.
— Серьёзно? — Юл даже остановился. — Она говорила тебе? Что она говорила?
— Ну вот, что твоя фотография висит…
— У девчат? У многих? А, чёрт, когда Лукас наконец выпустит меня на эстраду? Пластинки, пластинки… Я хочу на эстраду. А Лукас говорит: «Подожди, мне лучше знать когда».
— Грех тебе жаловаться, Юл. Твои пластинки и так все знают, Я не хочу, чтоб ты пел на эстраде! — Мари топнула ногой, лицо её приняло упрямое выражение. — Не хочу! Пускай они все тебя слушают, а видеть буду только я! Все они противные, эти девчонки.
Юл весело рассмеялся:
— Глупая! Ты же знаешь, что мне нужна только ты… — Он взглянул на часы. — Ой, Мари, пошли быстрей. Они нас уже ждут, наверное.
Юл и Мари торопливо зашагали по аллее к заросшему плющом приземистому зданию, крытому красной черепицей. Это было кафе «Под старыми вязами». Вязов не было на сто километров в окружности, но название звучало лирично, и посетителям это нравилось. На пустынной террасе их ждал накрытый столик. За столиком, неуверенно поглядывая на прохаживавшегося поблизости метрдотеля, полные ожидания, сидели Род и Нис.
Сегодня Мари праздновала своё восемнадцатилетние, и Юл решил отметить его там же, где они отмечали её день рождения раньше. Правда, на этот раз празднование происходило на два месяца позже, чем полагалось, но тому были свои причины.
Кафе «Под старыми вязами» осталось прежним. Всё так же уютно было на скрытой в зелени террасе, так же пахло цветами, только теперь поздними, осенними, увядающими.
И метрдотель был тот же. Он только держался по-другому: ведь теперь за столиком сидели не робкие, решившиеся покутить юнцы, сидел богатый человек с уверенными манерами,