Счастливчики
Шрифт:
Так, словно дело было совершенно обычным, Медрано наклонился над коробкой, выбрал револьвер и, убедившись, что он заряжен и барабан вращается свободно, сунул его в задний карман брюк. Лопес собирался сделать то же самое, но вспомнил о Лусио и остановился на полпути. Лусио протянул было руку, но отдернул ее и помотал головой.
— Что-то я все меньше понимаю, — сказал он. — Зачем нам это?
— Совсем не обязательно принимать в этом участие, — сказал Лопес, успокаивая его сомнения. И взял второй револьвер, а пистолет предложил Раулю, который, улыбаясь, смотрел на него.
— Я скроен по старинке, — сказал Лопес, — автоматическое оружие мне никогда не нравилось, в нем есть что-то подлое. А может, ковбойские фильмы повинны в моей любви к револьверам. Мои вкусы сформировались еще до гангстерских картин. Помните Уильямса С. Харта? Как интересно: сегодня — день воспоминаний. Сперва — пираты, а теперь — ковбои. С вашего позволения я беру эту коробку патронов.
Постучав в дверь, вошла Паула и вежливо попросила их уйти, пригрозив, что будет переодеваться. С удивлением посмотрела на жестяной ящик, который закрывал Рауль, но ничего не сказала. Мужчины вышли в коридор, и Медрано с Лопесом пошли в каюты, прятать оружие, оба казались себе немного смешными — револьверы оттопыривали карманы, да еще коробки с патронами. Рауль предложил встретиться в баре через четверть часа и вернулся в каюту. Паула напевала в ванной комнате и услыхала, как он открыл ящик шкафа.
— Что означает этот арсенал?
— Ах, значит, ты поняла, что это не засахаренные каштаны, — сказал Рауль.
— Этого ящика у тебя не было, когда ты садился на судно, насколько я знаю.
— Не было. Это военные трофеи. Пока что холодной войны.
— Вы что — намерены играть в злодеев?
— Не раньше, чем будут исчерпаны все дипломатические возможности, моя дражайшая. Я знаю, тебе не нужно этого говорить, и все же: я буду тебе очень признателен, если ты не станешь рассказывать об этих военных приготовлениях в присутствии дам и детей. Возможно, все закончится смехом, и мы сохраним оружие на память о «Малькольме». Но в данный момент мы намерены попасть на корму, добром или как придется.
— Mon triste coeur bave a la poupe, mon coeur couvert de caporal [43] , — пропела Паула, появившись в бикини. Рауль восторженно присвистнул.
— Можно подумать, ты первый раз видишь меня так легко одетой, — сказала Паула, глядясь в зеркало шкафа. — А ты не будешь переодеваться?
— Позднее, сейчас нам предстоит начать военные действия против глицидов. Какие красивые ноги ты захватила в это путешествие.
— Мне это уже говорили. Если я гожусь тебе в натурщицы, можешь рисовать с меня все, что угодно. Но боюсь, у тебя другая натура.
43
Грустное сердце мое плюет волною в корму, солдатское жесткое сердце (фр.).
— Прошу тебя, перестань жалить, — сказал Рауль. — Или на тебя йодистый воздух еще не подействовал? Но меня, Паула, пожалуйста, оставь в покое.
— Хорошо, sweet prince [44] . До свидания. — Она открыла дверь и обернулась: — Не делайте глупостей. — И добавила: — Мне-то, в общем, на это начхать, просто вы трое — единственные сносные люди на судне. И если с вами что-нибудь случится… Ты позволишь мне быть твоей военной подругой?
— Ну, разумеется, особенно если ты будешь посылать мне шоколад и журналы. Я тебе уже говорил, что в этом купальнике ты прелестна? Да, говорил. От тебя в таком виде у обоих финнов подскочет давление, и по крайней мере у одного из моих друзей — тоже.
44
Милый принц (англ.).
— Кто кого жалит… — сказала Паула. Она снова вышла из ванной. — Скажи мне, пожалуйста, ты веришь в эту историю с тифом? Думаю, что нет. Но если этому не верить, то дела обстоят еще хуже, потому что тогда вообще ничего непонятно.
— Что-то похожее я думал мальчишкой, когда начал осознавать себя атеистом, — сказал Рауль. — Все сложности начинаются именно с этого момента. Я думаю, выдумка с тифом прикрывает какое-то грязное дельце, может, они везут свиней в Пунта-Аренас или бандонеоны в Токио, словом, какую-нибудь мерзость. У меня целый ряд предположений, одно другого хуже.
— А если на корме ничего нет? Если это просто самоуправство капитана Смита?
— Такая мысль у нас тоже была, моя дорогая. У меня, например, в тот момент, когда я украл этот ящик. Повторяю: хуже всего, если на корме ничего нет. Я изо всех сил надеюсь обнаружить там труппу лилипутов, или груз сыра «Лимбургер» или, в крайнем случае, тучу крыс на палубе.
— Должно быть, йод подействовал, — сказала Паула, закрывая за собой дверь.
Безжалостно обманув надежды сеньора Трехо и доктора Рестелли, которые рассчитывали с его помощью оживить увядшую беседу, Медрано подошел к Клаудии, которая предпочла пойти в бар выпить кофе и не участвовать в посиделках на палубе. Себе он попросил пива и рассказал ей коротко, к какому решению они пришли, не упомянув о жестяном ящике. Ему стоило труда говорить серьезно — не оставляло ощущение, что он рассказывает какую-то небылицу, которая имеет некоторое отношение к действительности, но совершенно не касается ни самого рассказчика, ни того, кто его слушает. Перечисляя причины, по которым они решили пробиваться на корму, он вдруг почувствовал себя почти солидарным с той, другой стороной, как будто, взобравшись на мачту, он смог увидеть и понять всю игру в целом.
— Это так смешно, если вдуматься. Остается только, чтобы Хорхе нас возглавил, и все пришло бы в соответствие с его представлениями, возможно, гораздо более близкими к действительности, чем наши.
— Как знать, — сказала Клаудиа. — Хорхе ведь тоже почувствовал неладное. Он мне сказал только что: «Мы — как в зоопарке, но посетители — не мы». Я его очень хорошо поняла, потому что у меня самой все время такое же ощущение. И однако: правильно ли, если мы взбунтуемся? Я говорю это не из страха, скорее, из опасения, что мы сломаем перегородку, на которой, возможно, держится декорация всего спектакля.
— Спектакля… Да, может быть. Мне это, скорее, представляется некой игрой с теми, кто находится по ту сторону. В полдень они сделали ход и теперь, с часами в руках, ждут ответного хода. Они играют белыми и…
— Давайте вернемся к тому, что такое игра. Я полагаю, что она является составляющей частью современного представления о жизни, без иллюзий и без ложной многозначительности. Ты соглашаешься быть добросовестным слоном или ладьей, ходить по диагонали или делать рокировку, чтобы спасти короля. В конечном счете, «Малькольм», на мой взгляд, не слишком отличается от Буэнос-Айреса, во всяком случае, от моей жизни в Буэнос-Айресе. С каждым днем все более функциональной и закованной в пластик. Все больше электроприборов на кухне и книг в библиотеке.
— Чтобы стало, как на «Малькольме», вам дома надо иметь чуточку таинственного.
— А я и имею, имя ему — Хорхе. В чем еще столько тайны, сколько в сиюминутном, ничего не имеющем от сиюминутного, ибо он — само будущее. Он заведомо потерян для меня, но я руковожу им, помогаю ему, не могу на него надышаться, как будто он всегда будет моим. Подумать только: какая-то девчушка через несколько лет отнимет его у меня, девчушка, которая в эту минуту, может быть, читает детскую приключенческую книжку или учится вышивать крестиком.