Счастливое число Кошкиной
Шрифт:
— Умеешь? — усмехнулся он.
— Да! — выкрикнула и с вызовом предложила: — Спорим, разожгу с одной спички!?
— На что? — тут же подхватил Совунчик.
— На кошколадку.
— Легко, — кивнул он.
Вытащил из кармана коробок, вытряхнул из него все спички себе на ладонь и вернул мне, выбрав одну — с самой большой головкой.
— Подойдёт? — спросил, выгибая бровь и оторопел, когда я мотнула головой и взяла самую кривую и тощую. — Гель, ну не дури.
— Я умею, — процедила сквозь зубы.
И с упоением принялась половинить чурбачки на все меньшие и меньшие части,
— А я говорила, что умею, — произнесла, складывая небольшой шалашик из щепочек.
— А я не против купить две кошколадки, если скажешь откуда научилась, — улыбнулся Совунчик.
Присел на корточки, наблюдая за моими приготовлениями и перестал дышать, когда я чиркнула спичкой. Она вспыхнула и едва не потухла, но разгорелась сильнее, стоило только перевернуть ее вверх ногами. Облизнула своим язычком распушенную щепочку и, словно распробовав, перекинулась на нее, разгораясь из маленького огонька в небольшой костерок, который я аккуратно обложила новыми, более толстыми дровинами.
— И!? — с вызовом спросила я, показывая на результат своих трудов.
— Где ты научилась? — изумлённо протянул Совунчик, переводя взгляд с костра на меня.
— С папой в походы ходила, — пальцем коснулась своей щеки и подставила ее для поцелуя. — Гони аванс. Что-то я не вижу поблизости ни одного магазина и кошколадок.
— Да не вопрос, — рассмеялся Денис.
Коснулся губами уголка моих. Замер на мгновение, сместился и поцеловал уже в губы. Снова застыл и поцеловал, поднимая ладони к моим щекам. Коснулся их, лаская, прихватил нижнюю губу и выдохнул, отстраняясь.
— Все равно наказана, — хрипло произнес он.
Только через мгновение шагнул вперед, прижал меня к себе и впился в губы с таким жаром, что у меня не осталось никаких сомнений — не я одна считаю оставшееся до конца этого наказания время.
— Наказана! — повторил Совунчик. Прочистил горло и прошипел, прислоняясь лбом к моему лбу: — Кошка, блядь… Прибить тебя мало…
— Фыр-р-р? — я фыркнула, проверяя насколько еще хватит остатков его упертости, и мысленно возликовала, услышав рычащее и категоричное:
— Нет! Я сказал наказана, значит, наказана!
— Ну и ладно, — вздохнула и спросила: — Мне хотя бы что-то можно делать или костра мало?
— Можно, — кивнул Денис.
Потянулся, но так и не коснулся губами моих губ. Застыл, выдыхая и проводя кончиками пальцев вниз, чтобы после рывком отстраниться и пойти к машине, шипя себе под нос что-то нечленораздельное, но очень похожее на повторяющееся и злое на себя самого:”С-с-сучка!”
При всем моем желании сделать вид, что наказание на меня не действует, а если и действует, то не так, как хотелось бы Совунчику, я едва удержалась, чтобы не ответить на его поцелуи так, как хотелось и мне, и ему. Сколько бы Денис не бычился, сколько бы не повторял, уговаривая в первую очередь себя, а не меня, наказал-то он нас двоих. Жестоко лишил и себя, и меня того, чего хотели оба. И вроде выпалил свое злое "наказана" мне одной, но тут же сам разделил его поровну. Чтобы потом рычать, ругаться, отнекиваться и отказываться замечать очевидное. То, что было ясно без слов, а после только подтверждено картами и гаданием Ляльки — мы горели друг от друга, вспыхивали от малейшего прикосновения и поцелуя. Только не плюнули на издевательство над собой и друг другом, а принялись докручивать, доводя до предела, и проверять, кто не выдержит и сорвётся раньше.
Два мазохиста.
Два придурка.
Два идиота.
И два барана, упершиеся и показывающие друг другу, что голосование за звание самой вкусной шавермы, то занятие, которого ждали, как праздника.
Ага. Так ждали, что оба постоянно косились на, слишком медленно отсчитывающие секунды и минуты, часы.
— Все, больше не могу.
Отодвинув от себя тарелку, я икнула и пригубила пива. Скормила оставшийся кусочек шавермы Текиле и развернулась на скамейке, чтобы можно было упереться спиной в край стола и немного перевести дух.
— Хорошо, что целиком не ели и ничего больше не готовили, — выдохнула и прикрыла глаза, игнорируя Текилу, вновь шкрябнувшую меня по ноге. — Ответственно заявляю, "Усть-Зареченская" вкуснее. Потом та, которую ты покупал. "Мирославская" — буэээ.
— И стоило спорить? — довольно хмыкнул Совунчик.
— А я и не спорила. Я сказала, что пока не попробую, не могу сделать выводы, — оттянула пояс спортивок и тяжело вздохнула. — Пипец я обожралась.
Снова вздохнула, а сама скосила взгляд на довольного Дениса и улыбнулась, когда он допил пиво и открыл новую бутылку.
"Третья пошла," — отметила я про себя.
И стала прикидывать хватит ли ее по времени, чтобы не вызвать никаких подозрений или лучше поизображать неповоротливого тюленя дольше. В принципе, мне играло на руку и то, что Совунчик подопьет сильнее, и то, что "подопью" сама — потом можно будет съехать на состояние опьянения и откреститься от возможных претензий. Только даже это, не самое длительное время тянулось слишком долго и капало по мозгам, а Совунчик — садист! — будто издеваясь, принялся цедить пиво крохотными глоточками.
"У-у-у! Хоть связывай тебя и насилуй!" — прорычалась мысленно, но с благодарностью кивнула на протянутую Денисом сигарету и привалилась к его плечу, констатировав то, чего на самом деле не было: — Я пережрала.
— Да ты толком и не ела, — усмехнулся Совунчик, и я не на шутку напряглась:
— В смысле "не ела"? Три половинки шавухи, до этого пицца дома. Я половину слупила так-то, — принялась перечислять все съеденное и с облегчением вздохнула, услышав и подхватив сменившуюся тему:
— Кстати, про пиццу. Охрененная!
— А то, — зажмурилась я, затянулась и вернула сигарету Совунчику. — Не лезет. Уровень пережратости зашкаливает.
— Откуда ты все это берешь? — рассмеялся Денис. — Пережратость, впихуемость, кошколадки те же.
— Не знаю. Само как-то поперло и прет, — я пожала плечами и спросила: — А знаешь, что такое эпик-центр?
— Неа, — помотал головой Совунчик. — И что же такое твой эпик-центр?
— Это когда случается что-то офигенное. Вот как сейчас.