Счастливые привидения
Шрифт:
Я знал, что хмурюсь, глядя на нее, и она это видела.
— Наверно, нет, — ответил я резко. — Сам он ни за что не додумается.
— Откуда тебе известно? — спросила она, словно это было тайной.
— Не известно. Мне так кажется.
— Тебе кажется, — отозвалась она печальным чистым монотонным эхом, звучавшим как металл — она приняла решение. Мне нравилось в ней то, что она никогда не бубнила и не шептала. Но тогда, в этом чертовом театре, я мечтал, чтобы она оставила меня в покое.
На ней были изумруды,
— Мне пришлось немало потрудиться, чтобы стать его женой, — проговорила она быстро и четко, на низких тонах.
— Почему?
— Он очень любил меня. И сейчас любит! Но считает, что ему не везет…
— Не везет? В картах или в любви? — с иронией переспросил я.
— И в том, и в другом, — коротко ответила Карлотта, но с неожиданной холодностью и злостью из-за моего легкомыслия. — Это у них семейное.
— Что ты ему сказала? — спросил я с натугой, у меня вдруг стало тяжело на сердце.
— Я обещала, что буду везучей за двоих. А через две недели объявили войну.
— Ну, конечно! Не повезло не только тебе, всем не повезло.
— Да!
Мы помолчали.
— Его семья считается невезучей?
— Бортов? Ужасно невезучей. Она такая и есть.
Наступил антракт, и дверь ложи отворилась. Карлотта умела быстро ориентироваться и всегда держала ухо востро, так что ее не могли смутить изменившиеся обстоятельства. Она встала, словно первая красавица — а ведь она не была ею и не могла быть, — чтобы перемолвиться несколькими словами с леди Перт, и исчезла, не представив меня.
Карлотта и лорд Латкилл приехали к нам, когда мы жили в Дербишире, годом позже. Он получил отпуск. Она ждала ребенка, медленно двигалась и казалась подавленной. Рассеянный и, как всегда, очаровательный, лорд Латкилл рассказывал о Дербишире и об истории свинцовых рудников. Однако они оба как будто потерялись во времени.
В последний раз я видел их после войны, когда покидал Англию. Они обедали вдвоем, если не считать меня. Он все еще выглядел измученным, так как во время войны получил ранение в горло. Однако сказал, что скоро поправится. В его тягучем прекрасном голосе теперь звучала хрипотца. Бархатные глаза ввалились, но смотрели твердо, хотя в их глубине угнездилась усталость, пустота.
Я еще больше, чем прежде, мучился от нищеты и тоже чувствовал усталость. Карлотта воевала с его молчаливой опустошенностью. Едва началась война, печаль во взгляде ее мужа стала заметнее, а до поры, до времени не проявлявший себя страх превратился почти в мономанию. Карлотта все больше падала духом и теряла красоту.
У Карлотты родились близнецы. После обеда мы отправились
Лорд Латкилл вынул изо рта сигару и наклонился над кроватками. Смуглолицая преданная няня отошла в сторону. Карлотта поглядела на детей; но еще беспомощнее она поглядела на мужа.
— Хорошенькие детишки! Очень хорошенькие, правда, няня? — смягчив голос, произнес я.
— Да, сэр, — тотчас откликнулась няня. — Красивые дети!
— Ты мог когда-нибудь представить, что у меня родятся близнецы, вот такие два озорника? — спросила, глядя на меня, Карлотта.
— Никогда.
— Пусть Люк скажет, это невезение или неумение? — проговорила она, хихикнув, как школьница, и с опаской поглядела на мужа.
— Боже мой! — неожиданно повернувшись, громко, но с обычной болью в голосе, воскликнул он. — Я называю это удивительным везением! Не знаю уж, что другие об этом думают.
Тем не менее, он дрожал от страха, как раненый пес.
Много лет я не виделся с Карлоттой. Правда, до меня дошел слух, что у нее родилась девочка. Потом случилась беда: двойняшки погибли в автомобильной катастрофе в Америке, когда ехали куда-то со своей теткой.
Об этом я узнал с запозданием и не стал писать Карлотте. О чем писать?
А несколько месяцев спустя от какой-то болезни неожиданно умерла ее маленькая дочь. Невезение Латкиллов, похоже, никуда не девалось.
Бедняжка Карлотта! Больше я о ней ничего не слышал, знал только, что она и лорд Латкилл живут уединенно в Дербишире вместе с его матерью.
Когда обстоятельства привели меня обратно в Англию, я никак не мог решить, стоит мне написать Карлотте или не стоит. В конце концов, я написал ей на лондонский адрес.
Ответ пришел из Дербишира: «Очень рада, что ты опять в пределах досягаемости! Может быть, навестишь нас?»
Мне не очень хотелось ехать в Риддингс, в родовое гнездо лорда Латкилла, из опасений перед его матерью, леди Латкилл, женщиной старой закваски. Ведь я всегда был своего рода санкюлотом, который не станет королем, пока в моде короткие штаны.
«Приезжай в город, — ответил я. — Приглашаю тебя на ланч».
Карлотта приехала. Выглядела она постаревшей, страдания прочертили морщины на ее лице.
— Ты совсем не изменился, — сказала она.
— А ты, если и изменилась, то совсем чуть-чуть.
— Неужели? — печально отозвалась она помертвевшим голосом. — Может быть! Полагаю, пока мы живы, надо жить. А ты как думаешь?
— Да. Ты права. Ужасно быть живым мертвецом.
— Да уж! — произнесла она, завершая тему.
— Как лорд Латкилл? — спросил я.
— Ах, его это все окончательно добило, он не хочет жить. Но хочет, чтобы я жила.
— А ты хочешь?
Она как-то странно заглянула мне в глаза.