Щит дьявола
Шрифт:
Выстрел снайпера выщербил кирпич прямо у него над головой. Командир взвода был вынужден резко присесть, чтобы не подставлять головы под пули.
— А ну-ка, убейте этого поганого фрица! — яростно заорал он.
Глава шестая
Рыжеволосой Эльке Симоне, любовнице Куно фон Доденбурга, пришлось открыть дверь, ведущую в подвал, где она пряталась, после неоднократных яростных ударов ружейными прикладами по створкам. Эльке отлично понимала, что если она не откроет сама, то, возможно, те, кто сейчас стучал в дверь прикладами, просто выстрелят в нее или закидают гранатами. Поэтому
В течение долгих секунд двое американцев безмолвно разглядывали Эльке. Даже несмотря на ту бесформенную, покрытую пылью одежду, которая была сейчас на ней, было видно, какое у нее замечательное тело. Даже эти отвратительные лохмотья не могли скрыть великолепие ее груди — высокой и полной, несмотря на месяцы недоедания.
Толстый низенький солдат присвистнул:
— Нет, Эл, ты только погляди на эти сиськи! Это же нечто! Скажи, что они прекрасны!
Он торопливо сунул грязную руку в карман и вытащил плитку шоколада, которую входила в рацион ежедневного питания американских военнослужащих.
— Ты спать со мной, — произнес он на плохом немецком. Его глаза жадно оглядывали ее тело, то и дело задерживаясь на грудях. — Я давать плитка шоколад… может быть, два! — Он сунул плитку ей под нос, очевидно, полагая, что его предложение крайне соблазнительно для женщины.
— А как насчет меня? — выдохнул высокий и худой солдат, не сводивший жестких голубых глаз с фигуры женщины.
— Поскольку я более привлекателен внешне, ты будешь вторым после меня, — проговорил потомок итальянских эмигрантов. Его голос стал хриплым от желания: — Давай, детка, немного поиграем вместе. У нас, к сожалению, не так много времени для этого. Как ты знаешь, идет война…
Он придвинулся к ней, по-прежнему держа плитку шоколада перед ее носом. Эл прикрыл дверь в подвал.
— Что вам нужно? — спросила Эльке дрожащим голосом.
— Что ты, думаешь, нам нужно? — с презрением бросил низенький американец, уже не прибегая к немецкому. — Потрахаться с тобой, краутская сучка! — Он попытался схватить ее за грудь, но она отшатнулась назад к стене.
— Хватит валять дурака и играть с ней, Бенни, — промолвил Эл. по-прежнему не сводя глаз с девушки. — Приступай прямо к делу. Какого черта ты тянешь?
— Я говорю тебе, Эл, она вся горит от предвкушения встречи со мной, — хохотнул Бенни и сделал глоток шнапса из бутылки. — Ну что ж, детка, ты слышала, что я сказал, — у нас не так много времени. — С этими словами он резко шагнул к женщине. Эльке почувствовала, как его руки вцепились в ее одежду. Она опять отшатнулась и услышана треск разрываемой ткани. Бенни остался стоять с куском ее платья в руке. Она оказалась полуголой. Ладонями Эльке попыталась прикрыть свои неожиданно открывшиеся груди. Глаза Эла вспыхнули, созерцая такую красоту.
— А ну-ка. Венни, отойди! Не путайся под ногами! — похрипел он и шагнул к женщине, отталкивая в сторону своего низкорослого товарища. Схватив одежду Эльке Симоне, он сорвал ее, полностью обнажив великолепное тело женщины.
— Горячая штучка! — произнес в восхищении Бенни. — На ней даже нет нижнего белья!
Эл попытался обхватить немку своими большими длинными руками. Она взвизгнула и отступила обратно; зацепившись за кровать, она упала навзничь. Ее длинные ноги взметнулись в воздух.
— Держи ее за руки, ты, вонючий идиот, — похрипел Эл, свирепо вращая глазами. Его лицо все покраснело от прилива крови. — Говорю тебе, кретин, держи ее за руки!
Бенни, отбросив бутылку с недопитым шнапсом, схватил извивающуюся Эльке за руки.
— Нет! — вскрикнула она. — Я прошу вас… пожалуйста… нет, нет!
Но два солдата не обращали никакого внимания на ее жалобные крики. Пока Бенни крепко держал Эльке Симоне за руки, Эл лихорадочно расстегивал ремень. Расстегнув его, он сбросил на пол свои заляпанные грязью штаны, затем сорвал с себя трусы армейского образца.
— Ну что ж, красотка, — задыхаясь от вожделения, промолвил он, — сейчас ты станешь моей. Попробуй-ка, подойдет ли тебе размер моего члена, чертова сучка!
Эльке медленно протянула руку, чтобы достать опасную бритву, оставшуюся ей в наследство от покойного отца. Она ощущала страшную боль и усталость. Ей казалось, словно каждая косточка ее тела была сломана или разможжена. Протягивая руку за бритвой, она увидела отражение своего распухшего расцарапанного лица в маленьком зеркальце. Это было такое трагически-душераздирающее зрелище, что Эльке, не выдержав, отвернулась. Ее голова упала на кровать. Она застыла, а перед ее глазами вновь и вновь проходили страшные картины того, как два американских солдата мучили ее и издевались над ней и ее телом.
Девушка медленно раскрыла опасную бритву и внимательно осмотрела ее блестящее лезвие. Снаружи вновь загрохотали артиллерийские орудия. Однако все внимание Эльке было приковано лишь к небольшому стальному лезвию, которое сверкало в колеблющемся пламени свечи. Она проверила его остроту влажным большим пальцем — точно так же, как когда-то это делал ее отец. Все было в порядке — лезвие было исключительно острое.
Подвал, в котором она лежала, начал содрогаться от разрывов артиллерийских снарядов. Выдохнув, Эльке Симоне решительно провела лезвием бритвы по запястью своей левой руки. Она почти не почувствовала боли. Несколько секунд ничего не происходило. Она разочарованно уставилась на глубокий порез на левом запястье. Но затем он окрасился красным, и Эльке облизала пересохшие губы. Кровь закапала из пореза на пол — не очень быстро, но непрерывно. Это была ее собственная, густо-красная кровь. Она завороженно глядела на струйку. Вскоре кровью пропиталась и та часть одеяла, где покоилась ее левая рука. Эльке торопливо перерезала вены на правом запястье. На этот раз она ощутила заметную боль. Но зато и кровь хлынула из раны гораздо быстрее. Несколько капель даже попали ей на колени.
Со вздохом облегчения женщина откинулась на кровать и закрыла глаза. По мере того, как кровь вытекала из нее, пропитывая одеяло и капая вниз на брошенную под кровать плитку американского шоколада «Херши», она почувствовала себя счастливой. Все ее страдания должны были наконец-то остаться в прошлом.
Матц с трудом проковылял по обломкам стекла, усеявшим пол, и распахнул дверь в палату Шульце. Открыв дверь, он поднял в воздух свою деревянную ногу и громко перднул, по старой привычке приветствуя таким образом своего дружка.