Щит героя
Шрифт:
– Это вот так запросто билет на СП выписывают?
– Не совсем запросто, но выписывают.
– Интересно! А на полюсе здорово?
– Как сказать - работают люди, привыкают, теперь не то что раньше, но все равно льды остаются льдами, и подвижки подвижками, и полярная ночь не стала короче, и трещины... Словом, трудно.
И тут полярная тема оборвалась: в дверь зазвонили частыми короткими звонками. Так, поднимая тревогу, является в дом только моя дочь.
Тане двадцать три года, она закончила университет, второй год замужем, но все, кто видит ее впервые, спрашивают: "Девочка, а ты в каком классе учишься?" Сначала она огорчалась своему невозможно щенячьему виду, потом привыкла и великолепно научилась разыгрывать и мистифицировать мало или вовсе незнакомых людей.
– Гость?
– спросила Татьяна, едва войдя в комнату.
– Петелин? Дяди Пети сын.
– Она бросила в кресло красную защитную каску, подошла к Игорю, обняла его и бесцеремонно чмокнула в щеку.
– Давно бы пора приехать! Я про тебя сто лет слышу.
– И ко мне: - Не помешала?
– Не помешала. Только почему такой вид, будто за тобой собаки гнались, - сказал я, - что случилось?
– Ничего не случилось, но обязательно случится, если ты не дашь мне двадцать пять рублей до пятнадцатого.
– Не понимаю.
– Надо хватать резину, а Вадька истратил все деньги на свои полупроводники. Понял?
– Понял, - сказал я, - сядь, чаю попьем, никуда резина не денется.
– Вот именно денется, разберут. Давай лучше так: мы с Игорем скатаем сейчас в магазин и быстренько вернемся. Поедешь? А то одной две покрышки не довезти...
И ребят словно ветром выдуло.
Вот так и оборвалась моя тщательно продуманная педагогическая атака.
Татьяна вернулась через полчаса без покрышек и без Игоря. Я встревожился.
– Надо же так нарваться! Только от магазина отъехали, свистит...
– Кто свистит?
– Ну ясно кто, гаишник. Козыряет, улыбается, требует права. Даю. Почему пассажир без каски? Ну что говорить? Давай глазки строить, так и так, еле уговорила - права отдал, а Игорю говорит: "На вашем месте, чтобы не ставить под удар такую девушку, я бы довез покрышки на троллейбусе". Куда деваться? Я поехала, а он потащился на троллейбус. Сейчас явится. Симпатичный он парень.
– Кто?
– Петелин.
Потом мы сидели втроем. И разговор метался от одного предмета к другому. Татьяна со страстью доказывала, какими преимуществами обладает мотоцикл "Ява" перед всеми прочими видами колесного транспорта. Игорь просвещал нас в области хоккея с шайбой и всячески издевался над спортивными комментаторами, которые, на его взгляд, двух слов связать не умеют и несут такую чепуху, что понимающему человеку делается просто тошно. Мне не оставалось ничего другого, как, придерживаясь общего тона, рассказать ребятам о своем увлечении - авиационных значках и географических картах, собирать которые я не устаю уже много лет...
– А хоккей ты только смотришь или сам играешь?
– спросила Татьяна.
– Больше смотрю; играю, конечно, но так - во дворе с ребятами.
– Несерьезно. Хочешь, в спортивную школу устрою?
– предложила Татьяна.
– В какую?
– В "Крылышки" могу. У меня там муж - деятель...
– Кто-кто?
– вытаращил глаза Игорь.
– Муж. Деятель на общественных началах. Не понимаешь?
– А лет тебе сколько?
– Через семьдесят семь годиков будет сто.
– Врать-то!
Татьяна вскочила со стула и сгребла Игоря в охапку.
– Я тебе дам - врать! Замужней женщине хамить?!
Они возились азартно и истово. Ну совершеннейшие щенки, вырвавшиеся на свободу.
– Танька, - прикрикнул я в конце концов, - перестань терроризировать человека!
– Никто никого не терроризирует, - задыхаясь, еле выговорила она, просто я бужу в нем зверя!
Они перестали кататься по ковру, поднялись, встрепанные, красные, совершенно довольные друг другом.
Татьяна поглядела на часы, присвистнула и умчалась.
Вскоре уехал и Игорь. Увез полюсные спецгашения. А про карту Пепе, про тот самый сталинградский лист, хотел вручить его Петелину-младшему, я позабыл.
"Ну ничего, не в последний раз виделись, - подумал я, - может, и лучше, что не отдал..."
ВНИМАНИЕ - ПОВОРОТ!
Во время большой перемены к Игорю подошел Саша Зарудный. Никакой "должности" Саша не занимал - ни старостой, ни председателем совета отряда не был, но уважением пользовался. Учился хорошо, ровно, без бурных взлетов и скандальных падений, но что, пожалуй, импонировало ребятам еще больше Саша был гимнастом-разрядником и его два или даже три раза показывали по телевизору. Несмотря на это, Зарудный никогда не хвастался, не "выставлялся" и ни с кем не ссорился.
– Слушай, Петелин, меня завуч вызывала, велела с тобой поговорить.
– Раз велела, говори, а я буду слушать.
– Ты же понимаешь...
– Понимаю. И что?
– Ты не злись, мне велели, я говорю. На педсовете тебя воспитывать собираются, на кой это тебе надо?
– А чего меня воспитывать? На второй год оставлять самим невыгодно. Они оставят, я из школы уйду, тут же уйду, Сашка. А второгодник на их шее все равно будет числиться... Я думаю, порычат, порычат, насуют троек и отпустят. Белле я говорил - дайте бумажку, я с осени в суворовское перейду...
– Все равно подтянуться надо. Хоть покажи, что стараешься... Если хочешь, помогу... позанимаемся вместе...
Тут к ребятам подлетел Синюхин и сообщил:
– Русского не будет. Русачка не пришла! Об чем толкуем?
– Да так, - сказал Зарудный, - про жизнь.
– Учишь его?..
– Я не классный, чего мне учить.
– Правильно, нечего. Белла Борисовна говорила: "Петелин испорченный мальчик, ему никакие слова уже не помогут, только ежовые рукавицы", похоже подражая голосу завуча, сказал Гарька.