Сдайся мне
Шрифт:
Сползаю по стеночке на пол, обнимаю себя руками и утыкаюсь в подтянутые груди колени. Не смотрю на то, что происходит вокруг. До меня только долетают какие-то звуки — удары, чей-то скулеж, практически натуральное рычание.
— Диан, посмотри на меня, — знакомый голос просачивается через броню, которую я попыталась выстроить. — Давай-ка тебя поднимем.
Мирон поддерживает меня двумя руками, практически удерживая весь мой вес, ногой опускает крышку унитаза и усаживает меня сверху.
— Нормально? Не падаешь?
Верчу
— Посиди пока здесь, я пойду выкину всех утырков из своей хаты.
— А… — хочу спросить о том, кто меня здесь зажал.
— Тебя никто больше не тронет. Унегосейчас есть проблемы поважнее вставшего члена.
Мирон выходит из ванной, и колонки сразу затихают. Я прислушиваюсь, и до ушей долетает странный звук падения чего-то тяжелого на асфальт. Он что, выкинул их прямо в окно?..
Когда у меня выравнивается дыхание, пытаюсь подняться. Держусь за все подряд, шаркаю к выходу и оказываюсь в полностью перевернутой гостиной. На диване отчетливо виднеется несколько свежих пятен. Почему-то зеленых…
Я ужасно виновата перед Мироном. Все случилось только по моей вине, мне нужно было думать головой…
— Не ожидал я такого, Динь-Динь, — Мирон возвращается, роется в ящике и находит рулон больших мусорных пакетов. Отрывает один и начинает собирать использованные пластиковые стаканчики, упаковки из-под пицц, пустые бутылки.
Сколько же я просидела взаперти? Точно не меньше часа, а то и полутора, если судить по количеству выпитого.
— Прости… — опускаю голову. — Я помогу.
Рвусь вперед, чтобы Мирону не пришлось здесь все убирать одному, но он чуть ли не из рук вырывает у меня рулон с мешками.
Отбрасывает его куда-то, резким движением сметает все со стола и ударяет кулаком по нему. Я вижу, что у него костяшки разбиты все.
— Что с тем парнем? Он…он жив?..
— А что, переживаешь? — поднимает на меня полный звериной ярости взгляд.
— За тебя…
Больше он не дает мне ничего сказать. Накидывается на мои губы, больно натягивая волосы на моем затылке, чтобы я увернуться не смогла.
Второй рукой давит на поясницу. Заставляет прильнуть к нему всем телом. Его пальцы обхватывают шею сзади, Мирон прижимается лбом к моему и шумно дышит.
Вдох-выдох. Новый оглушающий поцелуй. Толкает язык мне в рот, жадно сминает мои губы.
Он твердый, там, внизу. Я животом это чувствую.
— Взрослой себя почувствовала? — оттягивает зубами нижнюю губу.
— Ч-что?..
— Алкоголь, мальчики, у которых в головах один только трах. Осмелела, зефирка?
— Я не… Подожди… — ладонями упираюсь в его грудь, но запрокидываю голову, когда мужское горячее дыхание вновь обжигает ямку на шее.
Мирон сдергивает свитер с меня. Спускает с одной стороны бретельку от белья, грубо впивается в кожу, оставляя засос на верхней части груди. Он стискивает меня так, что я закусываю губу от боли
— Игры кончились.
Глава 14
Мирон отстраняется и снимает футболку с себя. Берет мои ладони, потому что сама я не рискую, хоть и смотрю на него, пожирая глазами, и кладет их себе на твердую грудь. Я невольно царапаю его ногтями, провожу вниз до самых кубиков. У меня под пальцами жесткие волоски, которые устремляются под ремень на темных низко сидящих джинсах.
Захлебываюсь собственными ощущениями, когда Мирон скользит костяшками левой руки сначала по моим ребрам, а потом и по невероятно чувствительной груди.
Он задевает соски, обхватывает грудь ладонью и сжимает ее, наклонившись слишком близко к моим губам. Пока он ворует мое дыхание, я стараюсь вернуть контроль над своим телом. Мне нужно унять напряженную дрожь, чтобы предатель не подумал, будто я его боюсь.
— Блять, Диана, я же в животное превращаюсь рядом с тобой, — он злится на самого себя, поглаживая бордовый след на холмике. — Того и гляди зубами в тебя вцеплюсь.
— Ты уже… — не выдерживаю и хнычу, когда он снова припадает к моей шее.
Неужели Мирон больше не собирается себя останавливать? Он избавился от всех своих предрассудков, и теперь между намивсеслучится?
Я так давно мечтала об этом… Хотела знать, каково это, принадлежать ему. Стать его женщиной. Стать той, рядом с которой Мир теряет себя, становится ненасытным и агрессивным.
Прижимаюсь губами к его щеке. Их немного покалывает от пробивающейся щетины. Я носом очерчиваю его скулу, дотрагиваюсь языком, зарываюсь пальцами в короткие волосы на затылке.
— Замри, фея, — он хватает меня за бедра, удерживает. Но я все равно пытаюсь ерзать, трусь твердыми ноющими сосками о его грудь. — Я серьезно. Не шевелись.
Мне очень трудно сдерживаться, но я замираю. Мирон медленно, смотря мне в глаза все время, расстегивает пуговицу на джинсах. Затем молнию. Обхватывает меня одной рукой, обнимает, и одним отточенным движением оставляет меня сидеть перед ним в одних крошечных трусиках.
А я зацикливаюсь на том, как ловко у него это вышло.
Сколько раз он уже так делал? Скольких раздевал, а потом забывал о них утром? Я не хочу быть одной из. Я хочу быть его. И чтобы он моим был.
— Нравится? — спрашивает, когда слышит мой стон.
Я реагирую так на его пальцы между моих ног. Сначала было легкое прикосновение ко внутренней стороне бедра, сейчас же Мирон подушечками надавливает на самый центр, безошибочно угадывая расположение пульсирующего бугорка нервов.
— Да-а, боже… Сделай так еще раз…
Зажмуриваюсь, когда он снова проводит по сердцевине и задерживается вверху на клиторе.
— Откинься, зефирка, — его язык кружит по моему ушку. — И не открывай глаза. Так все будет еще острее.