Седьмая свеча
Шрифт:
Глебу было любопытно посмотреть на обряд, но он, почувствовав смертельную усталость, вернулся в машину, чтобы хоть немного отдохнуть. Вскоре пришла Ольга, она с трудом растолкала его, но и после этого он минут пять то и дело часто моргал, стараясь прогнать сон. Когда они ехали обратно, Оля спросила его:
— Ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Пока ничего, а что? — Он нервно зевнул.
— Смотри, чтобы поздно не было! — зло сказала Ольга, отвернулась и больше не заговаривала.
Глава 8
Глеб не испытывал ни малейшего желания идти на кладбище, где ночью видел призрак тещи, но деваться было некуда, да и рассказать
При свете дня кладбище выглядело умиротворенным, и Глебу не верилось, что всего несколько часов тому назад он натерпелся здесь столько страха и бежал отсюда, объятый ужасом. Ничего необычного не было и на могиле тещи. По-прежнему на ней было три венка из зеленой хвои и искусственных цветов, которых он не обнаружил ночью. Вдруг Оля, остановившись, присела.
— А что это за две ямки? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
Глеб присмотрелся и сразу понял, что это следы от его коленей, оставленные, когда он набирал землю. Вот здесь, на расстоянии чуть больше вытянутой руки, он увидел тогда призрак тещи.
— Может, это кто-то колдовал? — невинно предположил он, в душе надеясь, что Ольга сейчас проявит свою «зацикленность» и суеверность, а он позлорадствует.
— Не исключено, и мне это не нравится, — оправдала она умозаключения Глеба, и тот с трудом удержался, чтобы не улыбнуться.
Поминали они недолго. На соседнем столике — своего пока не было — расставили закуски и бутылки водки, выпили-помянули, потом еще. На кладбище было довольно людно. Многие, помянув своих усопших родственников, подходили к ним. Люди шли по одному, группами, получали горсть конфет, выпивали стопку водки и освобождали место другим. В двенадцать часов дня они собрали со столика объедки и пустые бутылки, поспособствовали разрастанию мусорника, раскинувшегося вокруг кладбища, и ушли.
Когда перед отъездом они закрыли опустевший дом на громадный замок, на крыльцо вышел здоровенный черный кот и присел, семафоря переливающимися зелеными глазами. Глеб посмотрел на него с симпатией и жалостью: что теперь, после смерти хозяйки, ожидало его? При жизни тещи он никого не подпускал к себе, часто проявлял скверный характер.
— Уйдет со двора дня через два-три, — успокоили соседи, — найдет нового хозяина.
Оля повернулась к Глебу и встревоженно сказала:
— У меня плохое предчувствие — мне вдруг показалось, что я не буду здесь на поминках по матери на сорок дней. Пообещай: если со мной что-нибудь случится, ты тогда сам организуешь достойные поминки. Обещаешь?
— Да ты что, Оля?! Какие глупости говоришь! — возмутился Глеб.
— Пообещай мне, и тогда я от тебя отстану! — Лицо Оли покраснело, глаза сузились, и смотрела она жестко.
«Бог ты мой! Опять эти суеверия!» — подумал Глеб и сказал:
— Ну, обещаю!
— Без «ну» и на полном серьезе! — заупрямилась Ольга.
— Обещаю, что в случае чего организую все достойно: соседи будут сытые и пьяные. А в доказательство этого откушаю немного землицы, — шутливо сказал Глеб и наклонился, словно собираясь взять щепоть земли в подтверждение своих слов.
— Да ну тебя! — разозлилась Оля. — Мы наконец поедем или нет? Вроде кто-то очень спешил побыстрее отсюда уехать!
— Так точно, мэм! — Глеб сделал реверанс и распахнул перед ней дверцу автомобиля. — Карета подана. Куда прикажете, мэм? — Ольга не отозвалась на шутку и молча забралась в салон автомобиля, что означало высшую степень ее обиды на Глеба.
Был будний день, и узкая трасса оказалась запруженной автотранспортом. С чувством превосходства из-за
Глеб, сидя за рулем своего семилетнего БМВ, чувствовал себя дискомфортно. Барахлил инжектор, и Глеб никак не мог на равных соревноваться в скорости и только с завистью и раздражением провожал взглядом обгонявшие его «болиды», периодически проносящиеся за окном. Ко всем неприятностям добавилась неполадка в системе омывания стекол, и такие «болиды», проносясь мимо, забрызгивали лобовое стекло, практически закрывая обзор, а стеклоочистители только размазывали грязь, так как чуть моросящий дождик недостаточно смачивал стекло. Уже дважды Глебу приходилось останавливать машину и тряпкой протирать снаружи лобовое стекло. Обиженная Ольга продолжала хранить молчание, не реагируя на его попытки ее расшевелить. Это был явный признак того, что дома будет скандал. По давней договоренности они не выясняли отношений, когда он был за рулем, но зато дома… Все это отнюдь не способствовало улучшению настроения.
Когда до Борисполя оставалось километров тридцать и до Киева было уже рукой подать, у него сдали нервы и он сорвался. Воспользовавшись моментом, когда впереди идущая фура стала притормаживать перед поворотом, он выскочил за сплошную осевую линию, на полосу встречного движения, чтобы обогнать фуру. Маневр удался, хотя на выходе из поворота он чуть не столкнулся с идущей в лоб «таврией», но все же благополучно разминулся с ней. Почувствовав прилив адреналина в крови, Глеб начал вести автомобиль на предельной скорости, какую только позволял развить неисправный инжектор. Приходилось все время маневрировать, так как в это время движение было интенсивным в обоих направлениях. Стрелка спидометра дрожала между 120 и 140 километрами в час, он ловко маневрировал, ухитряясь перестроиться в свой ряд буквально перед носом у встречного, отчаянно сигналящего клаксоном и фарами автомобиля. После новой порции адреналина он испытал состояние эйфории и отрешился от всего обыденного. Он уже чуть ли не специально провоцировал такие моменты, чувствуя бешеное возбуждение от постоянного притока адреналина в кровь.
Вновь обгоняя на крутом закрытом повороте рейсовый автобус, он внезапно увидел перед собой красную морду «Икаруса» и ничего не успел предпринять. Ему показалось, что руль сам повернулся у него в руках, и БМВ выбросило на левую обочину. «Икарус» успел достать только правое заднее крыло БМВ, но и этого было достаточно, чтобы машина закрутилась волчком, как ветряная мельница. Он смутно услышал ужасный удар и скрежет рвущегося, мнущегося металла, на мгновение потерял сознание и тут же пришел в себя. Земля вдруг стала небом, стойки сложились, словно в картонной коробочке, и он уперся головой в крышу, лишь после этого осознав, что машина перевернулась и он висит вверх тормашками на ремне безопасности. Переднее стекло напоминало лохмотья, а узор множества трещин походил на паутину. Автоматически Глеб выключил зажигание, даже не осознавая того, что делает. Он все норовил обернуться назад и посмотреть на Ольгу, до этого дремавшую на заднем сиденье, но никак не мог ее увидеть. Проклятый ремень безопасности не расстегивался. Дверца возле него деформировалась и не открывалась. Кровь из разбитых бровей и лба медленно стекала на потолок, а Глеб только и мог наблюдать, как вдруг оказавшиеся рядом люди пытаются вытащить его из машины. Апатия овладела им, и он закрыл глаза и как бы отключился от внешнего мира. Он слышал доносящиеся словно через вату голоса, но не вникал в смысл услышанного. Это был шок.