Седьмая жертва
Шрифт:
Готовился я долго и тщательно. Для задуманного мной спектакля нужны были статисты и один главный исполнитель. Статистов я подбирал, собирая информацию из самых разных источников, а также просто гуляя по городу. На это ушли месяцы, но в результате улов оказался неплохим. В сети попали и конкретные люди, вроде Светланы, трагедию которой я наблюдал своими глазами в Испании, когда отдыхал там в прошлом году (кстати, я и рыбок керамических оттуда привез, увидел в сувенирной лавке и купил десять штук сразу, очень уж они мне понравились), и старуха Фирсова попалась, и люди случайные, и вообще неконкретные. Например, я нашел нескольких человек с болезнью Дауна и путем простых наблюдений выяснил, где они живут. Потолкался на вокзалах и понял, что необходимых для моего плана бомжей можно в любой момент без проблем найти,
Искать главного исполнителя было сложнее. Его не найдешь, гуляя по Москве. И справки открыто наводить нельзя. Но есть такая замечательная вещь, как пресса, а также телевидение. На протяжении нескольких месяцев я регулярно, каждый день без исключения, смотрел передачи с криминальными новостями, в них частенько давали интервью работники следствия и уголовного розыска. Я присматривался к ним, вслушивался в их речь, вникал в смысл сказанного, следил за мимикой и жестами в поисках того, кто мог бы достойно сыграть главную роль в моем спектакле. Я читал в газетах и журналах материалы криминального толка все с той же целью – найти его, достойного.
Иногда находились вполне подходящие кандидаты, явно неглупые, с хитрыми глазами, с хорошо поставленной и вполне осмысленной речью. В конце концов в моем списке претендентов на главную роль оказалось двенадцать человек, после размышлений и прикидок их осталось всего двое, и нужно было решить, на кого из двоих сделать ставку. Один из них был следователем с огромным стажем, другой работал в уголовном розыске и произвел на меня впечатление человека неординарного. Я озаботился тем, чтобы придумать, как собрать о каждом из них дополнительную информацию, которая позволит мне принять окончательное решение.
Как вдруг…
– Терехины? – недоверчиво переспросил Константин Михайлович Ольшанский. – Почему ты уверена, что это они?
– Потому что о них тогда писали многие газеты. И это было единственное дело, которое оказалось публично связано с моим именем. Больше моя фамилия не мелькала в прессе никогда, – пояснила Настя. – Если он хочет убить инвалида, которого я лично знаю, то это может быть только кто-то из Терехиных. Или все четверо вместе.
– Ну хорошо, допустим, – кивнул следователь. – Допустим, ты права. А как же семь смертных грехов, про которые ты мне голову морочила? Куда грехи-то подевались?
– Понимаете, Константин Михайлович, у этого Шутника странная прихоть – он хочет, чтобы его поймала именно я, но чтобы я при этом доказала свою интеллектуальную состоятельность. Босх – это был ложный ход. Шутник пытался запутать меня, завести в тупик. Проще говоря – проверить на вшивость. Я путано излагаю, да?
– Да уж, – хмыкнул он, поправляя очки, – ты бы постаралась все-таки говорить внятно. Погоди, я криминалистам звякну.
Ольшанский снял трубку, чтобы позвонить эксперту, которого полчаса назад попросил на скорую руку посмотреть привезенную Настей коробку из-под пластыря.
– Не сделал еще, – буркнул он недовольно, закончив разговор. – Минут через двадцать обещает. Ты пока рассказывай.
– В общем, Шутник помешан на идее смерти в тот момент, когда человек сам этого пожелает… Вероятно, он этого пожелал, захотел умереть, но при этом у него была еще одна цель – донести свою идеологию до нас всех. Не шепотом пробормотать, а прокричать во весь голос. Я не знаю, почему в качестве марионетки он выбрал меня. Когда мы его поймаем, вы сможете у него спросить об этом. Но ему нужно было убедиться, что я достойный противник и со мной можно в эти игрища играть. Он совершенно не был уверен, что я пойму символ Босха и что мне
– Нет, не понимаю, – рассердился Ольшанский. – Выражайся яснее, будь любезна.
– В той телепередаче прозвучало, что я знаю пять иностранных языков.
Какой может быть реакция? Ах, так ты такая образованная? Вот если ты действительно образованная, то, помимо своей милицейской науки, ты должна знать огромное множество вещей, ты должна знать литературу, историю, живопись, философию, географию и так далее. Если ты знакома с живописью, то ты поймешь про Босха, если же нет, значит, твоя образованность – пустой звук. Идем дальше. Я в передаче сказала, что человечество ничего в психологическом плане изобрести не может, потому что все уже когда-то было, и по многу раз. Невозможно совершить преступление, которого еще никогда не было. Оно может быть оригинальным по техническому исполнению, но по мотивации оно будет старым как мир. Что можно сказать в ответ на это? Ах, ты такая умная? Но если ты действительно так думаешь, а не брякнула ради красного словца, то должна и действовать в соответствии с этой заявкой. Ты должна читать множество детективов и смотреть фильмы о преступлениях, чтобы иметь полный перечень возможных мотивов и психологических перекосов. Значит, ты обязательно увидишь фильм «Семь», а может быть, ты его уже видела. Это очень известный фильм, все любители и знатоки жанра его видели. А если ты с этим фильмом незнакома, значит, ты просто болтушка и говоришь не то, что думаешь. А вот если ты необразованная болтушка, то ты меня, конечно, не поймаешь, но мне и не нужно. Я хочу, чтобы меня поймал достойный противник, которому не стыдно проиграть. Если ты сможешь меня поймать, если ты окажешься такой, какой выглядишь, тогда я готов отдаться в твои руки. Вот как он рассуждал. Мы с Лешкой вчера долго судили-рядили, все пытались понять, почему Шутник сознательно пошел на такое множество допущений, в каждом из которых мог произойти срыв. Я не догадаюсь про Босха, я не увижу фильм и так далее. И пришли к выводу, что это должен быть кто-то из моего окружения, кто имеет возможность проконтролировать ситуацию. Поэтому я и побежала сегодня к Ирине выяснять, откуда она знает живопись Босха, сама или кто подсказал. А теперь я думаю, что Шутнику не обязательно быть в моем окружении и контролировать ситуацию, потому что ситуация сама себя контролирует, понимаете? Если я достойный противник, то я его поймаю, а если нет – то он не хочет, чтобы его поймали. Он затаится на какое-то время и придумает еще какую-нибудь комбинацию, выберет себе новую марионетку и будет ее проверять на вшивость. То есть, я хотела сказать – на интеллект. Он одержим своей идеей и будет проводить ее в жизнь, чего бы это ему ни стоило.
В этом смысле Иркин сосед вполне подходит, вам не кажется? Он знал о предстоящем телемосте заранее, за несколько Дней, он был у Стасова, когда и я там была, мы с Татьяной обсуждали, как и что будем говорить. Во время телемоста его не было дома, так утверждает Ира. Он постоянно в разговоре употребляет обращение «дорогая», так же как и в своих записках. Он держит дистанцию с соседями, не пускает их в свою жизнь, не рассказывает биографию, не показывает комнаты в квартире. Они даже фамилии его не знают!
Ее монолог был прерван телефонным звонком. Ольшанский молча выслушал то, что ему говорили, и нахмурился.
– Спасибо, – он положил трубку. – Это не он.
Настя ушам своим не поверила.
– Как не он? Точно?
– Эксперты, конечно, иногда ошибаются, – усмехнулся Ольшанский, – но не в таких примитивных вопросах. На коробке нет отпечатков пальцев Шутника.
Опять прокол… Сколько же можно? Ей захотелось плакать от досады.
Сказывалась бессонная ночь, да и ноги болели нестерпимо. А может быть, она все-таки не ошиблась?
– Подождите, Константин Михайлович, помните, как мы рассуждали насчет Шувалова? Наркоманов убивал он сам, а для других убийств нанял человека, который писал записки своим почерком и оставлял свои отпечатки на фигурках.
А вдруг Шутник именно так и сделал? Может, он и не нанимал никого, он сам все делает: сам убивает, но оставляет на месте преступления записки, выполненные чужой рукой, и фигурки с заранее полученными чужими отпечатками?
Тогда ему никакие экспертизы не страшны.