Седьмая жертва
Шрифт:
…восемьдесят вторая
Голова Карен бессильно свешивалась на грудь. Плечи раздирала боль, а шея горела, как в огне. Постепенно к ней возвращалось сознание, и, по мере того как секунды шли одна за другой, она поняла, почему ей так больно. Запястья ее сковывали наручники, продетые поверх потолочной балки. Она висела в нескольких дюймах над полом, не касаясь его. Лодыжки ее стягивали кандалы, и цепь между ними бессильно провисла, покачиваясь под собственной тяжестью.
И еще на ней не было одежды. Совсем.
В нескольких футах от Карен с потолка свисала голая лампочка
Но оставалось еще слишком много необъяснимого… Главным же был вопрос, каким образом Окулисту удалось восстать из мертвых. Она ведь собственными глазами видела бездыханное тело Патрика Фаруэлла на полу ранчо. Равно как и самые убедительные доказательства того, что они не ошиблись, – отрубленные левые руки жертв.
А вдруг мужчина, труп которого они нашли, вовсе не был Фаруэллом? В конце концов, единственными его фотографиями, которыми располагало следствие, были снимки в профиль и анфас, сделанные во время ареста в полицейском участке двадцать лет назад. А что, если Фаруэлл нашел какого-нибудь мужчину, похожего на себя, привел его на ранчо и убил, имитировав самоубийство в надежде, что полиция сделает очевидные выводы и решит, что перед ней – тело жестокого убийцы по кличке Окулист?
И если обнаруженное ими тело не принадлежало Окулисту это убийство, включая место преступления, было тщательно подстроено с целью выдать желаемое за действительное, Имитация же подразумевала наличие у преступника интеллекта и организованности. И сейчас Карен тревожилась из-за того, что не увидела этого раньше. Еще один не замеченный вовремя признак. До сих пор она не считала себя способной совершать ошибки грубые ошибки, во всяком случае. Но сейчас все усиливающаяся боль в запястьях и плечах напоминала ей о том, что непогрешимых людей не бывает. Впрочем, теперь, когда она оказалась в руках Окулиста, ей в первую очередь нужно было беспокоиться не о своем несовершенстве, а о том, какая судьба ее ждет.
Но она не готова была смириться с этой судьбой. Пока еще не готова.
На секунду Карен прикрыла глаза, стараясь вернуть себе хотя бы минимальную способность видеть в темноте. Голая лампочка без абажура, бывшая, по-видимому, единственным источником света в комнате, слепила ее, а она хотела видеть самые дальние и темные углы помещения, в котором оказалась. И, быть может, понять, где же все-таки находится.
Зажмурившись и давая отдохнуть глазам, она получила двойную выгоду: остальные ее чувства обострились. Карен готова была поклясться, что уловила запах духов, легкий, едва заметный, скорее просто намек на запах. И кроме того, она уже слышала его раньше. Вот только где?
Открыв глаза, Карен скосила их влево, где к голой фанерной стене крепилась узкая полка. Каморка показалась ей совсем крошечной,
Кроме того, при всем желании Карен не смогла бы не заметить фотографии жертв Окулиста, украденные из ее дома. Они в беспорядке красовались справа от нее, прикрепленные липкой лентой к стене. То, кем эти женщины были при жизни – их имена, род занятий, место жительства, – все исчезло, уступив место сухим безликим цифрам, под которыми они проходили по уголовным делам об убийстве, намалеванным красной губной помадой на темно-коричневой фанере. Они все были здесь: Марси Эверс, Норин О'Риган, Анджелина Сардуччи, Мелани Хоффман, Сандра Франке, Дениза Крэнстон. И в самом конце ряда висел газетный фотоснимок Элеоноры Линвуд, глаза которой были проткнуты ножами, торчащими из стены. В буквальном смысле мертвый снимок.
Карен догадалась, куда она попала, – в убежище убийцы, в его тайную комнату. Она крепко зажмурилась, прогоняя страх и стараясь вернуть себе способность мыслить связно. Попыталась отвлечься от пронзительной боли, разрывавшей плечевые суставы. Она боялась, что они не выдержат и сломаются, как сухие веточки, которые хрустели у нее под ногами во дворе родителей в Олд-Уэстбери. С каким бы удовольствием она оказалась там сейчас!
Увы, ее положение не поправить бесплодными мечтами, представляя себе места, в которых она хотела бы очутиться, или предаваясь воспоминаниям о прошлом. Она чувствовала себя мухой, запутавшейся в паутине и беспомощно ожидающей появления паука, который вот-вот придет и сожрет ее живьем.
Впрочем, ногами, хотя они и были стянуты кандалами, Карен все-таки могла шевелить. А вот нагрузка на левое колено при малейшем движении вызывала дикую боль. Она бы затруднилась сказать, что болело сильнее – колено или плечи с запястьями… Но сейчас это не имело решительно никакого значения. Она должна была отогнать от себя все мысли о боли и возможном поражении.
Визуальный осмотр помещения показал Карен, что здесь нет ничего, чем она могла бы воспользоваться: ни стен, ни табуреток, ни коробок или рукояток, на которые она могла бы опереться, чтобы облегчить нагрузку. Ей оставалось только надеяться, что в нужный момент она сумеет нанести удар ногами, чтобы, если повезет, обрести свободу.
В голове роились вопросы, на которые она пока не знала ответа. Где она находится? В двух кварталах от собственного дома или в другом штате? В каком-нибудь богом забытом медвежьем углу? Ей вдруг вспомнился банк и наркоман, похожий на Альвина. И снаружи не было бойцов спецназа, которые могли бы прийти ей на помощь. Но тогда, стоя с пистолетом в руках, нацеленным в голову преступника, она чувствовала себя хозяйкой положения. Тогда в ее распоряжении были власть и сила. Она бы дорого дала, чтобы перенестись в то время и снова испытать те же ощущения.