Седьмое имя
Шрифт:
– Оламер, ты зачем разговариваешь с ними, видишь – это нелюди!
Мужчины посмотрели на нее и заулыбались. Молодой нелюдь присел рядом с облаком света, на котором лежала Овела, и осторожно тронул ее за запястье. Овела дернулась, но вмешался Оламер. Он сказал:
– Не бойся, они ничего тебе не сделают. Им не нужны наши тела… Они хотят помочь тебе.
– Ты, наверное, сам стал нелюдь?! – с вызовом крикнула Овела.
Оламер улыбнулся и сказал странно, ей непонятно:
– Я бы хотел стать одним из них, но нам это не дано… Когда
– Ты говоришь страшное! Разве могут люди племени хотеть стать нелюдями?
– Не могут, потому что не знают! А я знаю и хочу, только все равно не могу!
Молодой нелюдь заговорил на их языке, и она поняла, что тот все слышал. И от этого ей стало тоскливо… А молодой нелюдь сказал:
– Ты тонула. Мы подобрали тебя, когда все вокруг либо уплыли, либо уже утонули. Никто не видел, как мы тебя спасли, и потому никто в племени не знает, что ты живая. Если хочешь, мы тебя отпустим, но в племя тебе ходить нельзя. Они сразу же убьют тебя. Ты же знаешь, как поступают ваши воины с теми, кто побывал у нас в гостях.
– Потому что вы забираете наши тела и влезаете в них!..
Молодой рассмеялся:
– Ну зачем нам ваши тела? Мы от своих хотели бы избавиться, но пока не получается.
Овела слушала его и не могла понять, что хочет молодой нелюдь. Тело отбирать не будет, это понятно. А для чего тогда ее сюда притащили? Тонула, вот и дали бы утонуть… Она смерти не боится…
Оламер прервал ее размышления:
– Это я просил тебя вызволить. Они не хотели, а я уговорил…
– Зачем? В племя нам ходу нет, а как жить дальше?
– Так и будем жить. Ты помнишь, что сказала, когда уходила в поход? Что я буду отцом твоего ребенка… Помнишь? Вот и будем жить. Я многое знаю и умею, а сейчас еще больше понял и узнал.
– Подожди, Оламер! А где мы будем жить? В племя нам нельзя – убьют.
– Здесь. Они оставят нас у себя, и ты увидишь, как у них все устроено…
– Да кто они такие, если они наши тела не воруют, к нам в племя не хотят?
– Это наши предки. Те, что остались…
Овела посмотрела на него, как на сумасшедшего. Она проговорила:
– Оламер, я, конечно, не такая умная, как ты, но даже я понимаю, что предки – это те, которые были раньше нас…
– А они и были… и сейчас есть… Я пока объяснить это не могу. Они мне рассказывали, но я не понял…
– Тогда чего мне голову морочишь! Будет он отцом моего ребенка! А ты сначала спроси, захочу я этого?
– Но ты же говорила перед походом…
– Это я тогда говорила, а сейчас раздумала. Старый ты, Оламер. Еще мой отец молодым был, когда ты состарился…
Оламер напрягся, но все же спросил:
– И что же ты хочешь делать теперь?
– А вот того молодого нелюдя полюблю! И он меня полюбит… Думаешь, нет? Я все умею, все знаю… А такой старик мне не нужен…
Она говорила громко, почти кричала, и каждое слово хлестало ведуна как пощечины. Его лицо становилось багровым,
Скоро Оламер сел, потом встал на четвереньки, а потом поднялся на ноги. Он больше не смотрел на Овелу, и она почувствовала, что сделала что-то очень плохое. Однако упрямство, злость на ведуна, и еще что-то, непонятное ей самой, бушевало внутри, и заставляло говорить ему гадости… даже рот раскрыла, но не успела… Оламер повернулся к ней спиной и шагнул прямо в стену тумана, который клубился вокруг ее лежанки. Она хотела крикнуть оскорбление вдогонку, но не смогла. Горло перехватило, голос пропал, и она выдавила из себя только жалобный писк…
Она проклята!
Оламер вернулся в племя. Его не было несколько дней, но никто не спрашивал, где он пропадал. Знали, что у ведунов бывает что-то такое, тайное, когда им надо уходить из племени. И все заметили в нем перемены. Пришел он со стороны земли нелюдей. Шел медленно, тяжело переставляя ноги. Ни с кем в племени не заговорил, даже не спросил о новостях. Прошел мимо шатров и балаганов к своей пещерке, скрылся в ней и до конца дня никто его не видел.
Потом еще несколько дней кряду люди племени видели его стоящим на отвесной скале молений. Оламер смотрел куда-то в серую даль океана и не обращал внимания на подходивших к нему.
Но время лечит любые раны. Постепенно Оламер ожил, стал говорить с людьми, помогал кому советом и делом. В племени прошел слух, что был ведун в дальней полнощной земле, где собираются самые большие и сильные ведуны. И там учился своему искусству. И действительно, когда к нему приходили больные, он уже не тряс над ними дымными головешками и не обсыпал золой, как раньше. Сразу щупал разные места на теле и находил такое, что отзывалось на боль. А потом делал что-то, отчего человек сначала выл от боли, но скоро затихал и засыпал. И спал, бывало, по несколько дней. А просыпался здоровым. Славой Оламер и так был не обижен, но после возвращения от больших ведунов (так говорили в племени) стал он великим лекарем. Помогал всем, не отказывал. Хотя, конечно, были такие, от кого он раньше отмахнулся бы, как от мухи.
От него же в племени узнали о трагической судьбе отряда Овелы. Он рассказал, что когда был в стране больших ведунов (все-таки правы оказались люди, был он там…), то узнал, что отряд Овелы погиб, частью у подножия таинственной стены, а частью в пучине моря. О ней самой он не сказал ни слова, но все и так поняли, что она сгинула вместе с отрядом. Может, мать и погоревала о бесшабашной молодке, а в племени привыкли, что люди постоянно гибнут: кто на охоте, а кто в боях. Потому и новость не вызвала особых эмоций.