Седьмое небо (Большая игра)
Шрифт:
— Ты понимаешь, что это — все? — Как настоящий журналист Игорь несколько сгущал краски. — Твоя статья после “Зеркала” никому не будет нужна! Я не хочу подбирать объедки за теми, кто успел раньше, ясно тебе? Это информация, а не фабрика по производству галош! Нужно работать, землю рыть, а не ссылаться на какую-то там, черт побери, юридическую службу!
Это было обидно и несправедливо. Даже для Игоря Леонтьева, большого начальника и вообще “первого в Риме”.
Он давно был осведомлен о том, что с судостроительной компанией “Янтарь” у Лидии все застопорилось на самой начальной стадии. Пресс-служба
Промышленник и политик Тимофей Кольцов не особенно ладил с прессой, но все же был лоялен, и пробиться к нему на интервью было делом сложным, но в принципе возможным. В прошлом году он с блеском выиграл губернаторские выборы в своей родной Калининградской области и стал еще менее доступен, но все же какие-то шансы у журналистов оставались. Добраться до него стало совсем невозможно, когда начался судебный процесс. Директор судостроительного завода “Янтарь”, одного из многочисленных кольцовских промышленных предприятий, подал в суд на хозяина.
Случай был совершенно беспрецедентный.
Журналисты насторожились.
Директор завода выступил по первому каналу и объявил на весь белый свет, что Тимофей Кольцов бандит и жулик. Это утверждение повторила влиятельная московская газета, и пишущее сообщество задумалось: одни выборы — в удельные князья — только что прошли, другие выборы — в цари — были еще далеко. Связываться с такой акулой, или скорее королевской коброй, просто так не стал бы даже самоубийца. Значит, решили журналисты, за этой внезапной атакой стояло что-то — или кто-то! — еще более тяжелое и влиятельное.
Тимофей Кольцов прославился тем, что никого и ничего не боялся, в большую политику никогда не лез и к олигархам “первого эшелона”, которые шеренгами маршировали по телевизионным экранам, не принадлежал. Его победа на выборах казалась совершенно невероятной. Он медленно и тяжело говорил, почти ничего не обещал, был грузен и неповоротлив и на фотографиях выглядел так, что казалось, будто его насильно втиснули в слишком узкие рамки. Но на него работали профессионалы, самые лучшие профессионалы, которых только можно было найти. Все его минусы они ловко и незаметно обращали в плюсы, а недостатки использовали так, что они становились достоинствами. Даже покушение на него было подано пресс-службой не как бандитская разборка, а как попытка избавиться от честного и неподкупного предпринимателя. Говорили еще, что в области у него действительно порядок, что он задавил и извел наркоту — неслыханное дело для портового города! — что в отделе кадров завода “Янтарь” заявлений о приеме лежит на десять лет вперед, что дороги он починил, что рыболовную флотилию прибрал к рукам, а не продал за бесценок норвежцам. Искушенный журналист Лидия Шевелева была совершенно уверена, что девяносто процентов из этого можно отнести на счет недюжинного таланта сказителей из его пресс-службы, но даже оставшиеся десять процентов вызывали уважение и некоторую робость.
Когда директор завода затеял судиться, дверь в империю под названием “Тимофей Кольцов”, и так приоткрытая лишь наполовину, захлопнулась с чудовищным чугунным грохотом. Неизвестно, кто именно принял решение не подпускать журналистов на пушечный выстрел —
И вот теперь “Зеркалу” удалось.
Неужели удалось?
— Может, это просто… реклама? — осторожно спросила Лидия. — Никакого Кольцова они не ждут, но хотят, чтобы все их смотрели?
— Очень умно, — ответил Леонтьев зло, — и очень похоже на правду. Кроме того, мне совершенно наплевать, чего они там хотят. Я знаю, чего я хочу! Я хочу интервью с Кольцовым, а у меня его нет и, я так понимаю, не будет. А? Не будет?
— Игорь… — начала расстроенная Лидия, но он перебил:
— Сегодня вечером я жду точного ответа, будет или не будет интервью. В зависимости от этого я приму решение.
— Какое решение, Игорь? — Лидия начала злиться. Она не студентка-практикантка с журфака и не пустоголовая фифа, едва умеющая писать по-русски. Она журналист, и у нее есть чувство собственного достоинства.
— Пойди и позвони Кольцову, — приказал Леонтьев. — О результатах доложишь.
Стас курил и углубленно изучал собственный макет, как будто это было нечто невиданное. Грязное оконное стекло заливал серый дождик. Лидия зачем-то потрогала пунцовые щеки, повернулась и пошла к двери, очень прямо держа спину.
— Зря ты так, — негромко проговорил Стае, когда дверь за ней закрылась.
— Нормально, — поморщившись, ответил Игорь. — Проглотит.
Он не мог и не хотел ничего объяснять. Он знал, что механизм запущен, время пошло и изменить уже ничего невозможно.
— Егор Степанович, газета “Время, вперед!”, — прозвенел в селекторе голос секретарши. — Будете говорить?
— Нет, — буркнул Егор, — не буду.
— Егор Степанович, — поколебавшись, сказала секретарша, — они уже седьмой раз звонят. И нам, и в пресс-службу. Что мне им сказать?
Оторвавшись от бумаг, Егор взглянул на селектор, как будто секретарша выглядывала оттуда. Она была ни при чем, но, как всегда, Егор раздражался.
— Переведите на Журавлева, — велел он.
— Журавлева нет и не будет целую неделю, Егор Степанович. Он и Панов с понедельника на трейнинге в Дюссельдорфе.
Егор и сам должен был знать об этом, но секретарша говорила таким тоном, как будто это она виновата в том, что шеф забыл, куда делись два начальника отделов. Она была гораздо более опытная и классная секретарша, чем вчерашняя перепуганная мышка.
Егор еще подумал. Селектор ждал.
— А, черт возьми, — пробормотал он себе под нос и бросил ручку, — какая линия?
— Третья, Егор Степанович! — бодро доложила секретарша и отключилась.
— Да, — бросил Егор в трубку отрывисто. Он листал ежедневник, вспоминая, где вчера записывал что-то такое относительно этой газеты. И секретарша позабыла сказать ему, кто именно там должен быть, в этой трубке. Вот дура. — Да! — повторил Егор раздраженно.
— Здравствуйте, меня зовут Лидия Шевелева, — донеслось из трубки. — Газета “Время, вперед!”.