Седьмое небо
Шрифт:
Любовь не ошиблась: и через минуту Анжелика спросила:
– Почему он не разговаривает?.. Он совсем не может?..
Это была рослая, худая девочка-подросток с не по-детски внимательным и даже пронизывающим взглядом тёмных глаз неопределённого цвета, впрочем, как определила Любовь, восприятие Мира у неё тоже было уже не детским. У неё с тем, о ком она сейчас спрашивала, по сути, было очень много общего: она была такой же немногословной и относилась к окружающим с долей некого снисхождения, считая, что постигает глубины людей вот этим своим пронизывающим взглядом на два счёта, и глубины эти, как правило, оказываются мелководьем. Анжелика жила где-то в своём собственном мире, соприкасаясь с миром окружающим лишь для проформы: ей, возможно, многое было интересно,
Она вздохнула чуть-чуть и слегка улыбнулась.
– Нет, он не немой – он прекрасно разговаривает, – усмехнулась она чему-то. – К тому же он знает огромное множество языков. Просто у него очень сложная, ответственная и опасная работа, от которой он, практически, никогда не может отречься.
– Даже сейчас? – ни то испугалась, ни то удивилась Вероника. Она была полной противоположностью своей подруги: невысокого роста, но с ужасно соблазнительной фигурой, которая в более зрелом возрасте обещала стать эталоном женственности и грации, в душе это был любознательный ребёнок, весёлый и счастливый, и если и бытует мнение, что девочки взрослеют намного раньше своих сверстников мальчиков, опережая их в развитии, то Вероника была исключением из этого правила. Она никуда не торопилась – познавала этот мир маленькими осторожными глотками, исчерпывая всю свою энергию восторгом.
– Да, даже сейчас, – с улыбкой подтвердила Любовь.
– А! я знаю такой термин, когда люди просто втыкают в свою карьеру и ни о чём другом уже думать не могут, даже в отпуске. У бизнесменов так часто крышу сворачивает! – усмехнулся Богдан.
– И как же он звучит, профессор? – состроила мину Анжелика.
– Нестоякус милиписикус! – прыснул со смеха парень и друг его тоже рассмеялся.
– Дурак! – фыркнула Вероника, а Анжелика кинула в него веткой.
Любовь поспешила скрыть свою улыбку, чтобы её не увидели девочки.
– Нет, мы не бизнесмены и уж точно мы не в отпуске… скорее, в командировке.
– И кем же вы всё-таки работаете? – по-взрослому поинтересовался Коля, он был степенней и рассудительней Богдана.
– Мы помогаем сделать людям правильный выбор между всеми возможностями и даже невозможностями! – рассмеялась Любовь. – Чуть-чуть помогаем, но со всей ответственностью!
– А нам поможете? – съехидничал Богдан.
– Вам ещё рано, друзья. Как я поняла, вы ещё не нуждаетесь в наших услугах…
– А всё же из какого вы города, Любава? – посмотрел на Любовь Артём, всё никак не в силах справиться со своей нелепой нежностью.
– Из разных, – пожала плечами девушка. – Из Амстердама, из Лас-Вегаса, из Парижа, в конце концов… Последние пол года мы жили во Владивостоке.
– А сейчас куда путь держите? – улыбнулась Вероника.
Любовь неопределённо пожала плечами, скрывая за этим жестом свою не охоту отвечать.
– Зачем забегать вперёд? Сейчас мы здесь, с вами, и нам очень хорошо! – улыбнулась она.
И была ночь. И на берегу Байкала, по соседству с безграничностью, царило умиротворение. И где-то рядом плескались нерпы, шуршали в лесу медведи, пели птицы, и густым ароматом лесных цветов благоухал остывший воздух. И рвалась душа куда-то вдаль за горизонты, туда, где под уставшим небом никогда не заканчивалась неоднозначная удаль жителей этой страны. Любовь любила Россию, что, к слову сказать, уже было не просто, она всегда любила возвращаться сюда, хотя это и было мучительно, ей нравилось восприятие вот этих вот людей с пронизывающими взглядами и острыми вопросами…
– А твой Братец, он же вовсе тебе не брат, верно? – уколола Любовь своими чёрными глазами Анжелика.
– Почему? – удивилась Любовь. – Разве мы не похожи?..
– Совсем не похожи! – констатировала Вероника.
Любовь рассмеялась.
– Что ж, вы нас раскусили – мы не брат и сестра, мы – муж и жена, – улыбнулась она и не без удовольствия украдкой увидела, как через минуту после её слов осунулось лицо Артёма, как предсмертная тень опустилась на него. Даже в неверном свете гаснущего костра было видно, как он побледнел и как на глаза его навернулись слёзы. Жаль, конечно, мальчика, но думать надо головой, а не гормонами.
– Ну, вы и шутники! – рассмеялся Богдан. – Как его зовут, всё равно не скажешь?
– Братец! – вскинула рыжие брови Любовь и они все дружно рассмеялись.
– Не обижайтесь, Любава, но я вашего мужа прям боюсь!.. – по-детски пожаловалась Вероника. – Он очень страшный.
Любовь снова рассмеялась.
– Не бойся, Вероника, он только с виду такой страшный, а в душе добрый-добрый! Ладно, что-то мы с вами заболтались, даже про картошку забыли! Вон, уже угли готовы!
Ребята принялись закапывать картошку в угли, а Любовь отошла в сторону от костра, вроде как насладится видом ночного озера. На самом деле она достала из кармашка телефон, который смогла зарядить, воспользовавшись зарядным устройством Вероники, но оказалось, что здесь совершенно нет покрытия сети. Это сильно омрачило ей настроение… Вдруг она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд… Артём? Нет… Любовь взглянула на холмик, возвышающийся чуть впереди, и увидела Его… Он сидел на камне и смотрел на ночной Байкал.
– Чё-то совсем я не врубаюсь, кто они… – в сомнениях взглянул на друга Богдан, когда Любовь отошла.
– Да понятно кто! Наркодилеры они, чего тут не понятного?! – со знанием дела ответил Коля.
– Ммм… – протянул Богдан, которого, видимо, поразило это утверждение. – Ну… так даже веселее!
– А кто спорит! – усмехнулся Коля, поправляя палкой картошину, вывалившуюся из костра.
…Друзья всей компанией возвращались в Иркутск. Муж Любавы, со странным именем – Братец, быстро вёл их перламутровый лимузин советских времён по пустынному ночному шоссе. Ребята веселились и лишь Артём сидел притихший и грустный, молча смотрел в окно с видом непонятого поэта-мученика. Он вспоминал, как по дороге на Байкал мечтал, что на обратном пути попросит Колю сесть вперёд, а сам сядет рядом со своей Любавой сзади… И вот, оказывается, что они разыграли их, и Братец вовсе не брат ей, но муж!.. Как он, Артём, был наивен и глуп! Вот так внезапно и нелепо заканчивается жизнь, становится глупой и ненужной! Сейчас Любава, – весёлая и удалая, – сидит впереди рядом со своим мужем, с которым они, наверное, женаты очень давно, пережили очень многое, встречали рассветы и провожали закаты, делили радости и невзгоды, и давно уже стали одним целым. И жгучая ненависть чередовалась в душе Артёма со жгучей обидой, которая резко сменялась отчаянием и болью, затем плавно наступала пустота, и вдруг всё повторялось сызнова, хотя и в другой последовательности.
– Смотрите, что у меня есть! – вдруг воскликнула Любовь и достала из бардачка бутылку кумыса.
– У-у-у! – раздался с задних сидений дружный хор. – Гуляем!
– Крепкий хоть? – со знанием дела поинтересовался Коля.
– Вот сейчас и попробуем! – воскликнула Любовь и откупорила бутылку.
Кумыс и в самом деле оказался креплёным, да так, что у Любови сразу закружилась голова, зажмурившись от удовольствия, она не глядя передала бутылку назад, молодёжь тут же выхватила её, словно степные ястребы на охоте. И понеслась им навстречу эта ночь, и понеслась им навстречу их жизнь, которой, казалось, нет конца, и в этой перламутровой «Чайке» они летели полные восторга и счастья, полные сил и надежд, не обманутых планов и искренних убеждений, и думалось им в этот момент, что именно так – в шикарном лимузине и проедут они по ней от начала и до конца… И не могло быть иначе. И любовь, высунувшись в открытое окно чуть ли не вся, раскинула руки, и, задыхаясь от ветра, кричала во всё горло пьяная и счастливая, её огненные волосы, словно шаль развивались за машиной и сливались с ночью. И только Артём, со злой отвагой залпом допив остатки кумыса, так и не стал весел, напротив – загрустил ещё больше, запел, да покатились по щекам его слёзы, слёзы человека, который никого никогда не сможет полюбить…