Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения
Шрифт:
А еще было похоже, будто он, Оба… непобедим?..
Колдунья издала вопль ярости, и ее руки вновь взметнулись вверх.
С быстротой мысли Оба схватил ее за горло.
— Оба! — взвизгнула она. — Оба! Нет! Пожалуйста! Это было что-то новое. Он никогда раньше не слышал, чтобы Латея говорила «пожалуйста!».
Сильно сжав руками ее шею, он перетащил старуху через стол. Бутыли раскатились, попадали на пол. Некоторые крутились, некоторые раскалывались, как яичные скорлупки.
Оба сомкнул пальцы на свисающих прядями волосах. Латея вцепилась в него руками,
Оба не различал слов, но понимал их скрытый смысл.
Он сдался, но стал непобедимым. Он видел, как она выпустила всю свою ярость, и теперь высвобождал свою.
Он швырнул ее на пол. Рот ее широко раскрылся в безмолвном крике.
— Почему ты хотела, чтобы мать избавилась от меня?
Округлившиеся огромные глаза были устремлены на того, кто вызывал сейчас у Латеи ужас: на Обу. Всю свою жизнь она наслаждалась тем, что вызывала ужас у других. И вот теперь весь этот страх вернулся к ней.
— Почему ты хотела, чтобы мать избавилась от меня?
В ответ раздались только прерывистые хрипы.
— Почему? Почему?
Оба разодрал на ней платье. Из карманов дождем посыпались на пол монеты.
— Почему?!
Он вцепился в белую сорочку, которую колдунья носила под платьем, сорвал ее и вновь отшвырнул Латею, на сей раз в сторону двери. Она полетела, раскорячив костлявые руки и ноги. Обвисшие груди болтались, как сморщенное коровье вымя. Могущественная ведьма сейчас была нагой и совершенно ничтожной.
Наконец она смогла исторгнуть из себя дикий вибрирующий низкий вопль и поползла к порогу. Сжав зубы, Оба схватил ее за волосы и рывком поставил на ноги. А потом, будто таран, вбил ее в шкаф с зельем. Дерево раскололось в щепки. Каскадом рушились бутылки. Он схватил одну и грохнул ею об угол шкафа.
— Почему, Латея? — Он приставил горлышко разбитой бутылки к ее животу. — Почему?
Она визжала все пронзительней. Он опустил осколок ниже.
— Почему?
— Пожалуйста… О милостивый Создатель… Пожалуйста, нет!
— Почему, Латея?
— Потому что ты, — взвыла она, — незаконнорожденный сын этого монстра, Даркена Рала.
Оба замер. Сведения были ошеломляющими. Если это, конечно, правда…
— Маму принудили. Она мне говорила. Она говорила, что отцом был какой-то мужчина, которого она не знала.
— Она знала его. Она работала во дворце, когда была юной. У твоей матери были громадные груди и не менее громадные планы в те давние дни. Но планы оказались плохо продуманы. Она не понимала, что удержит этого человека не дольше, чем на одну ночь. Ведь у него имелось бессчетное количество женщин — и тех, кто стремился оказаться рядом с ним, и тех, кто оказался с ним не по своей воле.
Это определенно было чем-то новым. Даркен Рал был раньше самым могущественным человеком на земле. Неужели в его, Обы, венах течет кровь благородных Ралов. От этого предположения у него закружилась голова. Если ведьма говорит правду…
— Моя мать должна была остаться в Народном Дворце,
— Но ты не истинный наследник, обладающий даром.
— И все же, если я его сын…
Невзирая на боль, она сумела изобразить на физиономии улыбку, которая говорила, что он для нее — не больше чем грязь.
— Ты не имеешь дара. Такие, как ты, были для него мусором. Он их всех безжалостно уничтожал, когда обнаруживал. Он бы замучил вас с матерью до смерти, если бы узнал о тебе. Как только твоей матери это стало ясно, она убежала.
Оба был потрясен. В голове его царил полный сумбур. Он подтянул к себе колдунью.
— Даркен Рал был могущественным чародеем. Если сказанное тобой — правда, он, в таком случае, должен был преследовать нас. — Оба опять шмякнул ее о шкаф. — Он бы преследовал меня. — Оба встряхнул ее, пытаясь получить ответ. — Он бы преследовал.
— Он и преследовал… Просто он не мог видеть дыры в мире.
Глаза колдуньи почти выкатились из орбит. Из правого уха сочилась кровь. Ее хрупкое тело не могло противостоять силе Обы.
— Что? — Оба решил, что Латея заговаривается.
— Только Алтея может…
Она действительно начала болтать ерунду. Оба раздумывал, что из сказанного ею могло быть правдой. Ее голова запрокинулась.
— Мне следовало… спасти нас всех… когда у меня был шанс… Алтея заблуждалась…
Он встряхнул колдунью, пытаясь заставить сказать больше. Красная слизь запузырилась из ее носа. Несмотря на понукания и удары, несмотря на то, что он тряс ее, Латея не произнесла больше ни одного слова. Он поднял ее, от его тяжелого, горячего дыхания колыхались пряди жидких старушечьих волос, он заглядывал в ее опустевшие глаза.
Он узнал от нее все, что мог.
Он вспомнил жгучие порошки, которые ему приходилось пить; вспомнил зелья, которые она для него составляла; вспомнил дни, проведенные в загоне; вспомнил, когда его выворачивало наизнанку…
И взвыл, поднимая костлявую женщину над головой.
А потом, рыча от ярости, саданул ее о стену.
Вопли Латеи были как хворост для костра его мести. Он просто упивался ее беспомощностью и мучениями.
Он поднял колдунью с пола и швырнул на стол, сломав и стол, и ее кости. С каждым ударом она становилась все более вялой и все более окровавленной. А потом и вовсе лишилась чувств.
Но ярость Обы только начинала разгораться.
Глава 10
Дженнсен не хотела возвращаться в таверну, но было темно и холодно и не оставалось ничего иного. Латея не пожелала отвечать на вопросы, и Дженнсен потеряла всякое присутствие духа.
— Что будем делать завтра? — спросил Себастьян.
— Завтра?
— Ну, вы все еще не против, чтобы я помог вам бежать из Д’Хары, как просила ваша матушка?
Дженнсен и сама не знала, что делать. Обдумав слова Латеи, она теперь была совсем не уверена, что необходимо бежать. Они двигались по сухому снегу все дальше и дальше, и девушка рассеянно посматривала вверх, в темное ночное небо.