Седьмое таинство

Хьюсон Дэвид

— И профессор никак не может решить, сообщить о нем или нет? Глупость какая! Ему ни за что не сохранить это в тайне!

Виньола помотал головой, с трудом поднялся с пола и отряхнул руки от пыли.

— Он мог бы держать это в тайне столько времени, сколько захотел бы. За все его раскопки отвечает факультет. Так что он мог бы продолжать работу, как сейчас. Копал бы себе спокойненько вместе с Джудит Тернхаус и прочими, кто посвящен в тайну. А потом, в один прекрасный день, в подходящий момент собрал бы нужных людей и объявил: «Глядите, что мы нашли!» И вот Джорджио — герой дня! Смотрите, завидуйте! Открыватель неизвестных чудес света. Шлиман [21] и Говард Картер [22] —

в одном флаконе! Ему такое страшно понравилось бы!

21

Шлиман, Генрих (1822–1890) — немецкий археолог-любитель, открыл и раскопал древнюю Трою.

22

Картер, Говард (1873–1939) — английский археолог, первооткрыватель гробницы Тутанхамона в Египте.

— Это святое место, — вдруг брякнул, не подумав, Торкья.

— И что из этого следует, Лудо? Что нам теперь делать? — спросил Абати гнусным голосом, вызывающе растягивая слова. — Гимны петь? Зарезать петушка? Преклонить колени перед богом, а потом отправиться домой доделывать домашние задания? Стоит ли так серьезно воспринимать этого Митру? Да мы же просто банда бездельников, забравшихся сюда от нечего делать. Эй! Эй, ты куда?!

Он заорал, вдруг разозлившись. А потом резко рванул через слабо освещенное помещение и схватил за руку Тони Ла Марку, который, пошатываясь, пытался нырнуть в узкий прямоугольный лаз в дальнем его конце, за алтарем и скульптурой.

— Куда ты, черт тебя дери, собрался?!

— Да я просто смотрю… — Ла Марка едва владел заплетающимся от «дури» языком.

— Прекрати!

— Но я же…

Неаполитанец умолк, разглядев гнев на лице Абати. А пещерник в костюме спелеолога, казавшийся здесь совершенно на своем месте, поднял с пола камень и швырнул в черное отверстие, куда только что собирался залезть Ла Марка. В ответ не раздалось ни звука. Вообще никакого. И только потом студенты услышали эхо отдаленного всплеска, когда камень достиг воды.

Диггер мрачно оглядел всех по очереди.

— Это вам не в песочнице играть, детки, — ядовитым тоном заметил он. — Темноты следует опасаться — на то есть множество серьезных причин.

ГЛАВА 13

Джорджио Браманте был образцовым заключенным. В большом черном портфеле Мессины в то утро лежало его полное тюремное досье, и комиссар внимательно просматривал собранные в нем документы, пока штабной автобус пробирался по забитым машинами улицам от Монти до Авентино. Профессор провел в тюрьме четырнадцать ничем непримечательных лет, после того как был признан виновным в убийстве. Его судебный процесс вызвал тогда в обществе массу противоречивых эмоций. Никому не нравятся истории о пропавших без вести детях, не расследованные до конца. Никому не доставило удовольствия расследование, окончившееся полным провалом, потому что полиция сваляла дурака, причем на сей раз самым неожиданным образом: невинного человека, Браманте, засадили в тюрягу, а виновных, студентов, которые, видимо, и похитили его сына и решительно отказались что-либо сообщить о его судьбе, выпустили на свободу.

Пятерых из них, во всяком случае.

Коста слушал пояснения Бруно Мессины, а сам всю дорогу смотрел на внимательное лицо Фальконе, читая на нем мысли коллеги, и потихоньку приходил к выводу, что дело Браманте по-прежнему не закончено — по крайней мере для этих двоих. Лео в тот период как раз ожидал повышения по службе: многообещающий инспектор под началом отца Мессины, тоже комиссара полиции, которого с позором выгнали со службы, после того как возбужденное им дело против студентов окончательно развалилось. Карьера Мессины-старшего рассыпалась в прах из-за того, что произошло после таинственного исчезновения Алессио Браманте. И это до сих пор причиняло боль его сыну. Они принадлежали, и это было известно во всей квестуре, к семье полицейских, история

которой насчитывала уже несколько поколений. Полицейский мундир и служебный долг были у них в крови. Существовали также и причины профессионального свойства, почему и Мессина, и его отец были крайне недовольны подобным исходом. И Фальконе, несомненно, разделял их чувства. Дела, связанные с пропажей детей, требовали большей решительности и от родителей — Беатрис Браманте, хотя и развелась с мужем, пока он сидел в тюрьме, по-прежнему проживала в Риме, — и от связанных с этим делом офицеров полиции.

Перони, всегда стремившийся сразу перейти к сути дела, дождался, когда автобус объедет скопившийся возле Колизея транспорт, и спросил:

— Напомните мне, пожалуйста, почему эти подонки не оказались за решеткой?

— Из-за адвокатов, — презрительно бросил Мессина. — Те заявили, что это совершенно невозможно.

Фальконе погладил серебристую козлиную бородку и испустил долгий, тяжелый вздох.

— Это очень важно, все сейчас вновь обсудить, комиссар. Тогда нам обоим станет ясно, что перед нами за проблема. В отличие от вас я был тогда там…

— А то я не знаю, — проворчал Мессина, мрачный и нахмуренный.

Фальконе и глазом не моргнул в ответ. Коста не раз был свидетелем того, как Лео справлялся и с более сложными ситуациями, чем спор с молодым, не в меру честолюбивым комиссаром, всего несколько месяцев назад занявшим этот пост.

— Вот и хорошо. Тогда позвольте все объяснить. Было две причины, по которым против студентов Браманте не выдвинули обвинений. Первая — не нашлось улик. Сами они не представили ничего. Судмедэксперты тоже ничего не дали. Трупа у нас также не было. И никаких зацепок, ни единого намека на то, куда мог деться мальчик или что с ним случилось. Одни подозрения, основанные в основном на нежелании студентов предпринять хоть что-то, чтобы помочь самим себе. У нас не имелось ничего, на чем можно было бы выстроить обвинение…

Бруно Мессина, человек весьма плотного телосложения, с густой черной шевелюрой и странным подвижным лицом, на котором часто и быстро менялось выражение — от вежливого до злобно-угрожающего, — проворчал:

— Я наверняка выбил бы из них показания.

— Ваш отец тоже так считал. Но просчитался. Тогда он запер главаря этой шайки наедине с Джорджио Браманте на целый час в маленькой тихой камере в самом конце коридора в подвале дома, который мы все отлично знаем. И это подводит меня ко второй причине, почему никому не было предъявлено обвинений в связи с исчезновением Алессио. Не хочется напоминать вам об этом, но за час Браманте избил несчастного парня до потери сознания. Лудо Торкья умер в машине «скорой помощи» по пути в больницу, и я был там вместе с ним. После чего мы по уши увязли в делах о нарушении прав человека, и адвокаты сделали все, чтобы остальные подозреваемые, если они еще не узнали об этом, смогли убраться подобру-поздорову, никому не проболтавшись. И все потому, что мы допустили убийство одного из подозреваемых, по сути дела, у нас на глазах.

И Фальконе бросил на Мессину такой взгляд, какой он обычно приберегал исключительно для нахальных и мало что соображающих новичков-полицейских.

— И дело закрыли, — без всякого выражения подвел итог инспектор.

Вмешался мрачный Перони:

— Я вот что хотел бы добавить… Припоминаю, что тогда было в газетах. Никто ведь не расставил все по местам, все точки над i. У вас нет детей. А у меня есть. И если бы кто-то из них пропал, а я считал, что он, может быть, еще жив, что остается хоть какая-то надежда его найти, я всю душу вытряс бы из этих студентов.

Фальконе пожал плечами:

— И что это должно означать?

Перони сжался, пораженный равнодушным тоном Лео. Коста же заметил, что Бруно Мессина даже дернулся при виде явственно заметного гнева своего коллеги, и тут же напомнил себе, что все, кто появился в квестуре относительно недавно, находят внешний вид Перони устрашающим. И немудрено: широкое лицо, все в шрамах, мощный торс, прямо как у профессионального борца.

— А то, что любой отец отреагировал бы точно так же! — бросил Перони.