Седьмое таинство
Шрифт:
— Мне очень не хочется вновь об этом напоминать, но, кажется, это неизбежно. Я тогда был там. Вошел в камеру, потому что мне осточертело снова и снова слышать вопли и стоны. И именно я, — тут Фальконе упер взгляд в Мессину, — добился того, чтобы дело ушло к более высокому начальству, чем ваш отец. Это было нетрудно, поскольку он, как я помню, решил поприсутствовать на каком-то административном совещании как раз после того, как оставил Браманте наедине с этим парнем.
— Но он же был комиссаром, — возразил Мессина. — И оказался в отчаянном положении.
— А я был всего лишь младшим офицером в команде, кому предстояло потом все убирать и подчищать. А там было что убирать. Посмотрите фото. Они хранятся в архиве. Вся камера была в крови. Никогда в жизни такого не видел, ни до того, ни после. Этот малый едва дышал, когда я вошел. А через час его не стало.
— Он же думал, что мальчик жив, Лео! — повторил Джанни.
— Дело не только в этом, — бросил Мессина. — Он полагал, что смог бы выбить правду из этого ублюдка, но тут ворвался ты и остановил его. Может, он был прав, и тогда мы имели бы шанс найти мальчика. Кто знает?
— Никто не знает! — заявил Фальконе с таким жаром, какого Коста уже давненько не наблюдал. — Ни вы, ни я. В подобных ситуациях мы имеем дело с полной уверенностью, а не с догадками. Лудо Торкью зверски избили в камере, в нашей собственной квестуре, после чего тот умер. И как нам было закрыть на это глаза? Закон есть закон. И не нам выбирать, на кого он распространяется и при каких обстоятельствах.
Неожиданно Тереза Лупо подняла мощную руку в знак несогласия. Ее бледное расплывшееся лицо, насколько Ник мог судить, выражало живую заинтересованность. Она всегда была в курсе расследуемых дел, особенно таких трудных.
— Но если Браманте считал, что…
— Никому из нас не дано знать, что он там считал! — решительно отрезал Фальконе. — Самолично присутствовал на его допросе после этого. Это я сообщил ему, что Лудо Торкья умер. Просто сообщил то, что сказал мне врач «скорой помощи» — у этого парня сломано несколько ребер. Самое жестокое избиение, какое я только видел в своей жизни; его били не спеша, обдуманно, намеренно. И что же Джорджио Браманте? А он вел себя так, словно это просто обычное событие, какие случаются каждый день. Не имею понятия, что он тогда думал или считал. После всего этого убийца едва пару слов вымолвил. Ни с кем не разговаривал: ни с нами, ни с женой, ни с прессой — ни с кем. Да-да, я знаю, что вы хотите сказать. Он был в горе, в состоянии аффекта. Возможно. Но мы все равно так и не поняли, что там произошло. И это неоспоримый факт.
Мессина наклонился вперед и похлопал Фальконе по колену.
— А я скажу вам, что там произошло. Вы стали инспектором полиции. Моего отца выперли вон. После тридцати лет службы. Но пока что оставим это в стороне. Просто не надо самому себе дурить голову. Эти подонки были каким-то образом виновны в смерти мальчика. Не мой отец. Не Джорджио Браманте. Если не считать Лудо Торкью, они все убрались оттуда, избежав какого-либо наказания. Поменяли фамилии, большинство. Выросли, повзрослели, нашли себе место в жизни, по большей части там, где никто не знал, кто они такие. И уже считали, что все кончено, ушло как дурной сон, от которого ночью просыпаешься в холодном поту, но который без следа исчезает наутро.
— Ну, насколько это касается их, все и впрямь кончено, — заметил Фальконе. — Таков закон.
Мессина достал из своего вместительного портфеля несколько папок:
— Но не для Джорджио Браманте. Для него ничего еще не кончилось.
ГЛАВА 14
Видимо, Бруно Мессина знал всю историю Браманте с того момента, когда тот сел в тюрьму.
— Он помогал другим заключенным в работе. Учил их читать и писать. Консультировал, как развязаться с наркотиками. В общем, всеми средствами зарабатывал себе хорошую репутацию. Образцовый заключенный. Через три года наш убийца досрочно получил разрешение на день отпуска из тюрьмы, но ни разу не общался с прессой. Так что не было никаких оснований сомневаться в том, что бывший профессор — всего лишь несчастный отец, не сдержавший эмоций. При таких обстоятельствах большинство людей только посочувствуют бедолаге.
— И что? — спросил Фальконе заинтересованно.
— Там было шестеро студентов, в этих катакомбах, когда Алессио пропал без вести. Торкья умер. Еще один, Сандро Виньола, потом перебрался в Апулию, но однажды, через три года после этого дела, приехал в Рим, всего на один день. Нам неизвестно зачем, но больше его никто не видел. А из остальных четверых…
Бруно достал из папки несколько листов и стал просматривать.
— Андреа Гуэрино. Сын крестьянина. Сменил фамилию. Перебрался в окрестности Вероны и завел небольшую ферму — выращивал фрукты. Обнаружен мертвым у себя в поле, убит выстрелом из охотничьего ружья в июне три года назад. Местная полиция выяснила, что за день до этого пропала его жена, но потом нашлась, живая. Парню картечью снесло полчерепа, и она была так напугана, что ни словом не обмолвилась о том, где пропадала, с кем и почему. Ни словом. Местные полицейские отнесли это на счет какого-нибудь любовного треугольника с печальным концом, но так никого и не нашли, кому можно было бы предъявить обвинение.
— Теперь еще один, Рауль Белуччи. Пятнадцать месяцев назад. Он работал таксистом во Флоренции, тоже под другим именем. И вот кто-то звонит ему домой. Говорит, что его дочь похищена, и требует выкуп, иначе ей конец. И этот идиот, конечно же, не обращается к нам. Видимо, опасается, что мы узнаем, кто он такой. И на следующий день Белуччи находят мертвым в каком-то парке на окраине города, где любят собираться шлюхи. И полиция, — тон Мессины зазвучал особенно ядовито, — приходит к заключению, что раз у жертвы горло перерезано от уха до уха да еще отрезаны гениталии, это работа какой-нибудь банды африканцев. Большая часть тамошних шлюх — из Нигерии.
— А что сегодня? — Тереза явно очень заинтересовалась. Лупо ведь только что жаловалась на отсутствие интересной работы.
— А сегодня, вернее, вчера ночью, насколько нам известно, очередь дошла до Тони Ла Марки, единственного, кто остался жить в Риме. Он сын какого-то мафиози из Неаполя. Может, именно поэтому парень и считал, что у него все будет по-другому. Поганый малый, был связан с наркотиками и проституцией в районе Термини. Вряд ли стоит его оплакивать. А история повторилась. Ну почти повторилась. Ну очень похожая. Дружка Ла Марки — он тинейджер — похитили по пути домой из кино. Нынче утром он как-то умудрился выбраться из притона в районе Клодио, где его держали, и помчался прямо к нам. Ничего особенного рассказать не мог. Ну и не надо быть гением, чтобы догадаться, что произошло потом. Кто-то позвонил Ла Марке. Вероятно, насчет выкупа. И бывший студент пошел на встречу…
— Комиссар, — вмешался Перони, — как я понял, вы сказали, что Браманте сидел в тюрьме и вышел только два месяца назад. Может, он и впрямь имел возможность похитить приятеля Ла Марки и убить его самого, но остальные-то?..
Мессина достал очередную папку и сунул ее Джанни:
— Я уже говорил об этом. Джорджио Браманте был образцовым заключенным и получал любые поблажки, какие хотел. Его даже отпускали на целый день под честное слово и время от времени разрешали выполнять разные работы на стороне. Ничего незаконного. Ничего такого, что не было бы зафиксировано. Когда Виньола пропал, нашего профессора отпустили из тюрьмы по семейным обстоятельствам: поехал навестить заболевшую мать. Здесь, в Риме. Когда погиб Гуэрино, он тоже был на свободе — получил отпуск из тюрьмы на весь уик-энд. Полно времени, чтобы сделать все, что хочешь. То же самое с Раулем Белуччи.