Седьмой круг ада
Шрифт:
– Рекурренс. Или абдоминалис.
– Что?
– Тиф, господа. Похоже, что тиф.
– Что же с ним делать? Ведь так и заразиться недолго!
– Переправим в тюремный госпиталь. А камеру – на дезинфекцию.
– Во морока! Ему на послезавтрево трибунал. Тот быстро от всех хвороб излечивает: прислонили к стенке – и готово!
– Да оно, может, к лучшему – даст Господь, сам отойдет, без пули. Хоть изменник, а все ж таки лучше, ежели сам…
Он беспомощно вслушивался в эти слова, уже, казалось, не имеющие к нему никакого отношения. И думал сейчас не о себе, а о товарищах,
«Неужели все напрасно! – стучался ему в сердце горький вопрос. – Неужели вот так попусту пошли они на риск, а сейчас, быть может, пойдут и на смерть?»
Надзиратели и фельдшер, нависая над ним, продолжали говорить, о чем-то. Но голоса их с каждой новой секундой тускнели. Свет перед глазами темнел.
И ничего не стало.
Мощно пыхтя и окутываясь рваными клубами пара, бронепоезд мчался по ветке. Из стороны в сторону качались бронированные вагоны. Бронепоезд походил на мощный таран, который непременно должен проломить стены крепости.
Мещерников держал левую руку на реверсе и сквозь узкое окошко пристально глядел вперед. Вдали все явственнее вырастала мрачная громада крепости.
Ее стены заливало спокойным мягким светом спрятанного за легкими облаками солнца.
В броневагоне Красильников тоже напряженно смотрел на приближающуюся крепость. Она была уже рядом. Все реже в стылой тишине постукивали на стыках колеса: бронепоезд резко тормозил, надсадно звенели рельсы. Стоп!
– Всем в сторону! – крикнул Семен Алексеевич и торопливым жестом очертил невидимый круг, в который никто не мог входить, кроме двух рослых парнишек из боевиков: им вкратце бывший комендор объяснил, что делают заряжающие и подносчики.
По-хозяйски он подошел к орудию. Знакомая стодвадцатимиллиметровая пушка, снятая с корабля. Работал уверенно, сноровисто. Чувствовалось – не растерял навыки. Сам себе подавал команды, сам же их выполнял:
– Взрыватель фугасный, заряд постоянный.
Помог ребятишкам вставить в казенник тяжеленный снаряд и дослать гильзу. Захлопнул затвор.
– Прицел двенадцать.
Ствол орудия, медленно прочертив небо, стал как будто присматриваться черным зрачком дула к стене. Качнулся вверх-вниз. Стало тихо. Бывший комендор приготовился к стрельбе прямой наводкой. Совместил, глядя в панораму, перекрестье прицела с нужным местом в основании стены. Еще раз проверил правильность установки прицела и угломера и подкрутил подъемные и поворотные механизмы.
Всей «команде» бронепоезда казалось, что он действует слишком медленно. Но Красильников просто хотел сделать свое дело хорошо. Он нашел наконец трещину в чуть просевшей кладке старой стены.
Где-то совсем рядом кричали чайки. Тревожно пофыркивали кони, бродившие на пустыре у железной дороги.
– Огонь!
Семен Алексеевич дернул за шнур, орудийный ствол выплеснул огонь. И тотчас в основании стены вспух грязно-белый клуб дыма, тут же окрасившийся красноватым кирпичным цветом. Куски кирпичей полетели далеко в стороны. Качнулась, загудела земля.
Теперь следовало на тех же установках прицеливания
Еще выстрел, еще…
Кольцов очнулся от грохота и, не открывая глаз, прислушался. По коридорам стучали торопливые шаги, суетливо открывались запоры… Снова и снова грохотали взрывы, и каждый раз с потолка и со стен сыпалась цементная пыль. Казалось, какой-то великан бьет дубиной по основанию крепости. Камеру заполнила пыль так, что не стало видно зарешеченного окошечка. Потемнело. Новый удар. И тут же с еще большей суматошностью забегали по коридорам надзиратели. Забегали, зашумели, заругались, не зная, куда деваться.
…Красильников сосредоточенно наводил орудие, глаза его были в легком прищуре, на лице вновь выступили крупные капли пота.
– Огонь! Огонь! – сам себе командовал он, яростно подбадривал себя и своих помощников и раз за разом изо всей силы дергал шнур.
Над крепостью стоял плотный пороховой дым. Уже в двух местах обрушилась стена. В проломы выскакивали одуревшие от грохота и паники стражники, с колена стреляли в сторону бронепоезда и тут же ложились.
О броню бронепоезда глухо шмякались пули.
Но вот Красильников прекратил стрельбу. И все на бронепоезде стали до боли в глазах всматриваться в окутанный дымом пустырь перед крепостью, по которому с ржанием метались кони. Ждали долго, готовые в любую минуту прикрыть орудийным огнем бегущего от крепости Кольцова.
Но он не появлялся…
А между тем крепостная охрана бросилась к бронепоезду. Охранники словно плыли в клубах дыма, то ныряя в них, то на мгновение выплывая. Из города на рысях к крепости мчались всадники. Пора было уходить. В крепости случилось что-то непредвиденное. Может, Кольцову не удалось прорваться, или его срочно перевели куда-то в другое место. Стоять здесь и стрелять уже не было смысла. Никто в бронепоезде не решился вслух произнести то, о чем думал каждый из них. Они все еще упорно ждали чуда.
Всадники были уже совсем близко, когда Красильников развернул орудие и послал в их сторону фугасный.
– Трогай! – наконец крикнул он в переговорную трубку Мещерникову. – Трогай, Анисим!
Бронепоезд, все прибавляя скорость, двинулся, извергая грохот и пар, к далекому тупику. В полуверсте от него из вагонов посыпались на землю боевики, Красильников, Воробьев, Седов… Последним из паровоза выпрыгнул Анисим Мещерников. По откосу спустились вниз, к баркасу по имени «Мария», который их уже давно ждал. Молчали, не смотрели в глаза друг другу.
Торопливо уходили на перегруженном баркасе в море, в серую дымку. Они были еще совсем близко от берега, когда услышали глухой удар: бронепоезд зарылся в стопорную горку тупика, и еще долго там, на берегу, что-то лязгало и трещало. Затем рванули снаряды.
В это же время, подобрав якоря, английский крейсер «Калипсо» покидал Севастополь. И пока еще не скрылся из виду город, пассажиры теснились на палубе, знакомились, перебрасывались ничего не значащими фразами. Не только город, но и вся Россия уходила в дымку. Но вот оттуда, где смутно угадывались очертания крепости, донесся звук разрыва, потом еще один, и еще…