Седьмой лорд
Шрифт:
Подняв глаза и увидев Пин Аня, что до сих пор глупо стоял в дверном проеме, Цзин Ци еще сильнее разозлился.
– Ты тоже вон отсюда! Хватит мельтешить перед моими глазами!
Пин Ань скривился и тихо выскользнул наружу вдоль стены.
Цзин Ци небрежно взял книгу. Открыв ее, он долго смотрел в текст, но не прочитал ни единого слова. Одним движением руки он бросил ее на пол, как раз в сторону маленького соболя. Тот благоразумно отпрыгнул назад, но затем снова подошел и обнюхал ее. Цзин Ци глубоко вздохнул,
Возможно, почувствовав, что оставаться здесь дальше не стоит, соболь выпрыгнул в окно. В комнате, где раздавалось одно лишь дыхание Цзин Ци, воцарился покой.
Цзин Ци понимал, что У Си слишком много выпил вчера и что произошедшее оставило после себя много проблем, но не знал, вспомнит ли У Си что-нибудь, когда протрезвеет на утро. Не знал он и то, как вести себя, поэтому решил спрятаться, как последний трус. Когда У Си проснулся, Цзин Ци сбежал в свою комнату в надежде, что тот сам вернется в свое поместье.
Поскольку случившееся вышло столь неловким, У Си, если воспоминания остались при нем, должен был проявить благоразумие и молча уйти.
Но, к сожалению, юный шаман Наньцзяна благоразумием не отличался и на этот раз остался верен своей прямоте и бесстыдству [2]. Несмотря на сказанное ночью, он не испугался и не спрятался, а с рассвета ждал снаружи, желая увидеть его.
[2] ??????? (sizhu bupa kaishui tang) -- букв. мёртвая свинья ошпариться не боится, обр. все равно, быть безразличным к чему-либо; обр. наглый, бесстыдный.
Спросонья услышав шум, Цзин Ци почувствовал, как разболелась голова, и сразу же приказал Пин Аню найти какой-нибудь предлог, чтобы отказать ему во встрече. Нежелание видеться было очевидно, а У Си всегда считался проницательным человеком, так что он должен был уйти, верно? Но князь еще не знал, что недооценил ослиный нрав юного шамана Наньцзяна.
У Си обладал манерами сборщика налогов. Он стоял прямо, словно кисть, ясно дав понять своим видом: «Если ты не выйдешь и не дашь мне объясниться, я не уйду».
Видя, что солнце уже почти добралось до вершины неба, Цзи Сян осторожно толкнул дверь и спросил:
– Господин, подать вам еду?
Цзин Ци скользнул по нему взглядом. Сначала он кивнул, а затем покачал головой:
– Забудь. Я встал не так давно, и завтрак все еще стоит комом в груди. Идите поешьте сами, мне ничего не нужно.
Цзи Сян знал, что он недавно разозлился на Пин Аня, и не осмелился трогать его. Кивнув, он собрался уйти, как вдруг услышал оклик Цзин Ци:
– Иди поговори с шаманом. Заставь его уйти, хорошо? Через несколько дней у меня снова будут силы на разговор с ним. К тому же император ограничил мои передвижения, поэтому часто принимать гостей будет неприлично.
Вскоре после того, как Цзи Сян ушел, во дворе началась суматоха. Нахмурившись, Цзин
Стража, согласно указу, преградила ему путь. Не в силах чем-либо помочь, Цзи Сян попытался его успокоить.
– Бэйюань! Цзин Бэйюань! – закричал У Си во весь голос. – Выйди и поговори со мной! Ты уже все знаешь, так что же ты за человек, если прячешься сейчас?! Выходи!
Охраняющие внутренний двор стражники не были ровней У Си, но, к счастью, тот не собирался им вредить. Выхватив оружие из их рук, он бросил его на землю, а затем ударил по нескольким акупунктурным точкам, временно лишив их способности свободно двигаться.
Цзи Сян хотел помешать ему, но не осмелился, поэтому мог лишь преследовать его с криками:
– Шаман! Юный шаман!
Никто не преградил ему путь, но У Си засомневался. Некоторое время он стоял во дворе, хмурясь и сжимая кулаки. В полностью черной одежде, он стоял прямой, как струна, и невероятно упрямый, пристально глядя туда, где находился Цзин Ци.
Сила его упертости… действительно заставила Цзин Ци помучиться головной болью.
У Си превосходил других людей, потому что у тех были слабости: все они находились во власти обмана и расточительства. В жизни Цзин Ци было бесчисленное множество коварных лжецов и льстецов, скрытных, благородных и низких людей, но ни одного такого же искреннего ребенка, как У Си, который шел своим путем без всяких сомнений.
Цзин Ци потер переносицу. Вздохнув, он вышел и прислонился к дверному косяку, равнодушно посмотрев на У Си.
У Си на мгновение вздрогнул под его взглядом, но потом снова выпрямился.
– Ты поднимаешь шум с самого рассвета. Что такое ты не сможешь сказать мне через несколько дней? От этого шума у меня болит голова.
Цзин Ци уже привык начинать разговор с бессмысленных слов.
У Си замер на месте. Так и не оценив старания Цзин Ци, который придумал удобный способ избежать этого разговора для них обоих, он произнес:
– Вчера я перепил, но помню все, что сказал тебе. Я правда так думаю.
На какое-то время Цзин Ци замолчал. Он до сих пор не мог привыкнуть к его прямолинейности в выражении мыслей и чувств, что превышала всякий здравый смысл. Долгое время спустя он очень спокойно поднял голову, но больше не смотрел на У Си.
– Скажи всем отступить, – обратился он к Цзи Сяну. – Ты тоже уходи. Если… хоть слово из того, что было сказано сегодня, просочится наружу, то не обвиняйте потом этого князя в безжалостности.
По его тону Цзи Сян понял, что он не шутит, немедленно отпустил всех и удалился сам.