Седьмой Совершенный
Шрифт:
Джафар ас-Садик замолчал, оборвав свою речь. Молчал и подавленный Имран, опустив голову. Когда же он поднял взгляд, имам удалялся и последнее, на что обратил взгляд Имран, то, что Джафар не отбрасывал тени.
Вместо того, чтобы по совету старшины заняться поисками Имрана на пустыре, Ахмад Башир отправился в ближайший кабачок, где как следует, выпил. После чего задал хозяину вопрос, но желаемого ответа не получил. Тогда он нанял за один дирхем какого-то пьяницу, согласившегося факелом освещать ему путь и отправился в другой кабак, где еще выпил и задал хозяину вопрос. Этим, странным на первый взгляд, действиям Ахмад Башира было несколько объяснений: во-первых, ему не хотелось бродить ночью по пустырю в темноте, рискуя быть ограбленным или даже убитым руками каких-нибудь бродяг, предпочитающих селиться в таких местах. Во-вторых, пятнадцать лет службы в полиции убедили его в том, что, казалось бы, наиболее логически оправданные поступки, как правило, приводят к отрицательным результатам. В-третьих, Ахмад Башир был в душе сторонником учения кадаритов [114] и справедливо полагал — уж коли суждено ему найти пропавшего товарища, то найдет его, в какую бы сторону он не двигался. Всякий раз, рассчитываясь с хозяином, Ахмад Башир вынимал из кармана вместе с горстью монет белую круглую печать, но результата эти действия не имели. Пьянице, сопровождавшему его, надоело молчать, и он обратился к господину с просьбой купить ему вина в счет обещанного дирхема. Ахмад Башир отказался выполнять эту просьбу, во-первых, потому что не любил давать авансы, а во-вторых, опасался, что бродяга, выпив, не сможет выполнять свои обязанности. Тогда пьяница, желая ускорить расчет, спросил:
114
Учение о предопределении.
— А кого, собственно, ищет господин?
— Азиза, — коротко сказал Ахмад Башир.
— Предводителя айаров? — спросил пьяница.
Ахмад Башир поглядел на него и сказал:
— Да.
Пьяница засмеялся и воскликнул:
— Господин! Зачем же его искать по всему Багдаду, когда его вотчиной является Баб-ал-Басра?
— Ну, веди, — сказал Ахмад Башир.
Бродяга привел его в квартал Баб-ал-Басра и указал на двухэтажный дом на окраине.
— В подвале кабак, — сказал он, — он здесь обычно сидит. Меня туда не пустят, вернее не выпустят, слишком задолжал. Дай мне мои деньги. И потом очень я не люблю айаров.
— Сколько ты должен? — спросил Ахмад Башир.
— Целый динар.
Ахмад Башир достал золотую монету.
— Иди, расплатись, заодно посмотришь, там ли Азиз, сколько с ним свиты, и есть ли у них оружие.
Провожатый схватил монету и сказал:
— Еще полдирхема на выпивку… ну не могу же я просто войти и выйти, это будет подозрительно.
Ахмад Башир счел эти слова разумными. Бродяга, получив прибавку, тут же исчез.
Ахмад Башир прошел взад-вперед, производя разведку, затем спрятался в тень и принялся выжидать.
К ночи еще больше похолодало, небо прояснилось, а звезды висевшие над Багдадом опустились еще ниже, холодным блеском вызывая у Ахмад Башира озноб и внутреннюю дрожь. Он изрядно продрог, когда, наконец, появился провожатый. Разгоряченный вином, он щедро улыбался.
— Ну? — нетерпеливо спросил Ахмад Башир.
— Там он, слева от двери сидит, двое с ним.
— Как он выглядит?
— Обыкновенно. Да ты его сразу узнаешь, наглый больно.
Ахмад Башир отпустил провожатого и вошел в кабак.
Ибн ал-Фурат ужинал очень поздно и, как всегда, в окружении своих девяти советников, из которых четверо были христианами. У вазира не было спеси, свойственной сановникам его ранга. Отпрыск знатного рода, он избавился от высокомерия по отношению к людям в зрелом возрасте, увидев во сне хлеб, до которого не смог дотянуться. После этого всю оставшуюся жизнь в его доме раздавали хлеб, как милостыню. В нем вообще было что-то от великодушного монарха. Он никогда не преследовал своих врагов. Так, вступив в должность вазира, он разорвал, не читая, все их письма, доставшиеся ему от предшественника, утверждая, что милость и немилость вазира не должна быть, оплачена таким способом.
Сидели они в зале дворца, недавно выстроенного Фуратом, в отделку которого он вложил триста тысяч динаров. Столешница, внесенная слугами, стояла в центре зала, была она из бело-красного хорасанского дерева харандж, что дало повод одному из присутствующих, обладавшему поэтическим даром, сравнить ее с букетом гвоздик. Два часа кряду, слуги вносили, все новые кушанья, а Фурат предлагал и уговаривал сотрапезников отведать то или иное кушанье. Когда с основными блюдами было покончено, подали вино и сладости.
Ибн ал-Фурат с улыбкой оглядел присутствующих, спросил, все ли насытились, и, получив утвердительный ответ, воздал хвалу Аллаха, упомянув затем пророков Мухаммада и Ису. Довольные христиане поклонились, ал-Фурат знал толк в обращении с людьми.
— Я встретил сегодня этого проныру, Абу-л-Хасана, — сказал Ибн ал-Фурат и пояснил, — из тайной службы, раиса. И понял, что у меня вызывают недоумение две вещи: первая — это почему он до сих пор занимает свою должность, хотя его должны были прогнать после того, как он проспал заговор 296 года, и вторая — это почему он всегда оказывается в нужном месте раньше меня.
Советники внимательно слушали вазира, собственно, в этом и заключалась их необходимость. Многие ошибочно полагали, что вазир Ибн ал-Фурат пользуется мозгами своих людей, но это было не так, — Фурат не нуждался в советах.
Фурат оглядел сотрапезников и простер руку к одному из них:
— Скажи ты, Муса.
Муса отложил в сторону сочную айву, в которую собирался впиться, и сказал:
— Касательно второго, думаю, — случайность. На самом деле есть много мест, куда его не пустят, а ты, вазир, проходишь свободно.
Сидевший рядом человек по имени Хамдан с совершенно серьезным видом добавил:
— Например, в свой гарем.
Сначала появились улыбки, потом смешки и вскоре все уже хохотали. Фурат смеялся громче всех, но затем вытер слезы и произнес:
— Но-но, вольностей в свой адрес не потерплю.
Лица посерьезнели, а Муса, недовольно посмотрев на Хамзана, сказал:
— Я имел в виду присутственные места.
— А что касательно первого скажешь?
Муса развел руками.
— Это недоступно моему пониманию.
— Понятно.
Фурат знаком подозвал виночерпия и приказал наполнить все чаши.
— У кого есть соображения на этот счет?… Однако, пейте вино, я не требую немедленного ответа.
И сам взял в руки чашу и пригубил ее. Христианин Варда, осушив чашу, вытер губы и попросил слова.
— Говори, прошу тебя, — сказал Фурат.
— По-моему разумению, — начал Варда, — дело обстоит следующим образом. Если мне не изменяет память, Абу-л-Хасан был назначен начальником тайной службы по рекомендации твоего брата ал-Аббаса.