Седьмой Совершенный
Шрифт:
Впрочем, можно выбрать из двух женщин одну, но предпочесть одну из четырех тысяч нелегко. К тому же халифы были известны своей неразборчивостью. Их наложницами, а следовательно матерями наследников часто становились рабыни. А сами халифы за редким исключением были незаконнорожденными. Причиной было то, что никто не мог быть равен халифу по положению, а значит, он не мог ни на ком жениться, не уронив своего достоинства.
А Ша'аб была похожа на пантеру, точь-в-точь как та черная кошка из Ал-Хайра. За внешней негой чувствовалась сила.
Мунис, было, подумал, что разговор окончен, но Госпожа сказала:
— Евнух, ты запросил за лечение слишком высокую цену.
— Я ничего не просил госпожа, здесь какое-то недоразумение. Я не понимаю, о чем ты.
Мунис сразу все понял и оправдывался скорее по привычке. Что она может ему сделать, ему, человеку лишенному всего на свете вплоть до мужского достоинства? Мунис ничего не боялся.
— Я, Мунис, не люблю дерзких рабов, — только произнесла бывшая рабыня. — И напрасно ты думаешь, что евнуху больше нечего отрезать. А уши, а нос, в конце концов, у человека есть голова.
От неожиданности Мунис вздрогнул, Ша'аб словно заглянула в его мысли.
— Ты испугался, Мунис, — довольно сказала Госпожа, — это уже лучше. Значит, в отношении тебя еще не все потеряно. Человек должен бояться для своего же собственного блага. Но я тебя не за этим позвала. Мой сын вознес до небес твои способности массажиста, а у меня в последнее время появились боли в спине, сделай мне массаж.
— Слушаю и повинуюсь госпожа, — сказал Мунис, — только мне нужно сходить за маслом.
— Не надо никуда идти, здесь все найдется. Эй, ты, как тебя, обратилась госпожа к служанке, — подай масло. Мунис, какое масло? Розовое подойдет?
— Да, госпожа, но лучше оливковое, — сказал евнух и улыбнулся.
— В чем дело, Мунис, почему ты смеешься? Уж не вздумал ли ты смеяться надо мной?
— Прости меня, госпожа, я не подумал. Масло, за которым я хотел сходить, я сделал именно для эмира верующих, для его лечения.
Ша'аб сердито посмотрела на евнуха, но, не выдержав, засмеялась.
— Представляю, что бы это было, — сказала госпожа.
Чуткое ухо Муниса уловило в ее голосе тоскливые нотки. Никто ничего не знал о личной жизни матери халифа.
— Госпожа, нужно лечь на живот и обнажить спину, — сказал Мунис.
— Как? В такой холод, я должна обнажить спину? Ты с ума сошел, Мунис?
— Но госпожа, ты же обнажила ноги.
— Знаешь, Мунис, очень сложно, стричь ногти, не снимая обуви. Ну ладно, поставь поближе жаровни.
В комнате стояли две жаровни с раскаленными углями. Мунис поставил их с обеих сторон ложа. Госпожа скинула с себя верхнее шерстяное платье, черное, расшитое белыми цветами, а затем белую нательную рубашку из тончайшего сукна, осталась в одних шароварах и легла на живот. Мунис стал рядом на колени. Удобней было бы сесть рядом, но он не решился.
Евнух взял из рук служанки пузырек с маслом открыл его и пролил немного на спину Ша'аб. От прикосновения холодного масла Госпожа взвизгнула. Евнух принялся растирать спину маслом, но Ша'аб сказала:
— Мунис, у тебя руки холодные, погрей их над жаровней.
Мунис погрел руки, ухватил кончиками пальцев кожу на спине и стал ее быстро перебирать. Госпожа заерзала под его руками, но промолчала. Перебрав, таким образом, всю кожу на спине, Мунис стал энергично растирать ее ладонями, разогревая мышцы. Ша'аб застонала.
— Вот здесь у меня болит, — сказала она, — под лопаткой.
— Это простудное, госпожа, где-то вас продуло.
Заведя ее руку назад, на спину, Мунис ловко ухватил пальцем какую-то жилу под лопаткой и потянул. Госпожа завопила. Мунис отпустил и вернул руку на месте.
— Больше не будет болеть, — сказал он.
Ша'аб вновь застонала, теперь уже блаженно.
Через некоторое время она спросила:
— Как выглядит мое тело?
— Твое тело выглядит прекрасно, госпожа, — ответил Мунис, обрабатывая позвоночник.
Интересно, что бы еще он мог ей ответить.
— Мунис, мой сын прав, у тебя действительно волшебные руки. Они меня волнуют.
«Старая стерва», — подумал Мунис. Евнуха нельзя было оскорбить сильнее, чем дать понять, что его желает женщина.
Он закончил массаж…
— Я хочу повернуться на спину, — сказала Ша'аб.
— Да, конечно.
Госпожа повернулась и Мунис с удивлением отметил, что грудь у женщины еще достаточно упруга, что было странным для рожавшей женщины.
«Не было молока, — догадался Мунис, — не кормила грудью».
Подошла служанка и накрыла госпожу одеялом.
— Одного не могу понять, — задумчиво сказала Ша'аб, — почему Али ибн Иса назвал твое имя. Что-то не сходится, может, действительно ты здесь не при чем. С какой стати вазир будет хлопотать за тебя? Халиф еще молод, но я не дам ему совершить ошибку. Я поговорю с ним. Иди, Мунис, ты хорошо постарался, я довольна тобой.
Мунис поклонился и ушел.
Имран открыл глаза и увидел вчерашнюю голубоглазую девушку. Она ставила перед ним большую чашку с каким-то напитком. Поставила, подула на пальцы.
— Пей, — сказала она, — пей, пока горячий.
Имран не стал спорить, сделал глоток и обжегся. Со свистом втянул в себя воздух.
— Предупреждать надо, — с упреком сказал он.
— Сам не видишь, — отозвалась девушка.
Имран подул на бульон и сделал осторожный глоток. Это был мясной бульон с острым чесночным вкусом.
— Что, пост кончился? — спросил он.
Девушка засмеялась.
— Тебя зовут Имран.
— С этим трудно поспорить, — заметил Имран.
— А меня Анна.