Седьмой уровень
Шрифт:
— Простите, но почему вы решили, что Мисао находится у меня?
Ёсико угрюмо молчала.
— Мисао часто рассказывала обо мне?
— Часто, — ответила Ёсико неохотно. — «Госпожа Сингёдзи из ”Неверленда” и та понимает меня лучше, чем ты», все в таком духе. И это она мне, своей матери!
— И отсюда вы сделали вывод, что она пошла ко мне?
Ёсико не ответила.
— Вряд ли она считала меня своей близкой подругой, — вздохнула Эцуко.
Ёсико презрительно выпятила губы,
— И все же, — сказала она резко, — Мисао ведь была у вас дома?
Эцуко кивнула:
— Один раз.
— Но у меня создалось впечатление, что она относилась к вам с большим доверием.
— И все же, посторонний есть посторонний, — твердо сказала Эцуко. — В ее жизни есть области, куда мне вход закрыт. И не только мне — всем. Впрочем, у любого человека есть такие заповедные зоны, разве нет? Я не считаю, что близкие отношения — это возможность залезать друг другу в душу.
Ёсико смутилась.
— Что вы хотите этим сказать?
— Существуют вещи, которые ваша дочь может решать по своему усмотрению. Другими словами, у Мисао есть свой собственный мир.
— Да она же еще ребенок!
— Это ничего не значит, — Эцуко подалась вперед. — Главное, чтобы она не запиралась в своем внутреннем мире. Если с этим все в порядке, думаю, вам не о чем беспокоиться. Мисао — девочка умная.
— И это несмотря на то, что она уже три — четыре дня не возвращается домой? Вы так безответственно рассуждаете только потому, что она не ваш ребенок!
— Именно поэтому я и пытаюсь вам втолковать, — терпеливо ответила Эцуко, — сейчас не время обсуждать ее поступки или образ мыслей. Ведь раньше она никогда надолго не отлучалась из дома, верно? Не исключено, что она попала в какую-то беду. Госпожа Каибара, надо обратиться в полицию. Теперь, когда вы убедились, что я ни при чем, что я не прячу ее в своем доме, вам следует расспросить ее друзей и знакомых. Если в конце концов Мисао найдется, ругайте ее сколько угодно, но это все же лучше, чем сидеть сложа руки.
Вообще-то, Эцуко казалось невероятно странным, что Ёсико до сих пор не обратилась в полицию и даже не помышляла об этом.
Но Ёсико сделала непонимающее лицо, как будто с ней говорили на иностранном языке. Вероятно, она не допускала возможности, чтобы Мисао ни с того, ни с сего попала в какую-либо беду.
Немного погодя Ёсико внезапно открыла сумочку и достала из нее тетрадь большого формата. И чуть ли не швырнула на стол.
— Это ее дневник.
Эцуко нахмурилась.
— Он был в ее комнате?
— Хотела узнать, куда она могла пойти, решила поискать в ее вещах что-нибудь вроде телефонной книжки и нашла вот это.
Действительно, как иначе она бы могла
— Пишет всякую чушь.
— Вы посмотрели?
Дневник Мисао был из тех, что запираются на маленький замочек. На обложке с цветочным узором выведено серебром: «Дневник». Замочек сломан.
— Открыла с помощью отвертки, — простодушно заявила Ёсико. — Посмотрите, посмотрите. Может, вы что-нибудь поймете.
Эцуко не сразу решилась взять в руки дневник. Ей казалось, что прочитав его без разрешения, она совершит предательство по отношению к Мисао.
— Читайте! — настаивала Ёсико. — Я, мать, разрешаю. Это же экстренный случай. Вы сами сказали!
Эцуко пропустила мимо ушей «разрешение» Ёсико. Но пообещав себе, что при случае попросит у Мисао прощения, открыла дневник.
Она впервые видела написанное ее рукой. У девочки оказался четкий, твердый почерк с легким наклоном вправо, без модных завитушек.
В дневнике на каждый день отводилось по странице, но многие были пусты. Мисао не столько вела дневник, сколько делала заметки на память: «6 вечера, Loft», «Покупки в My City»… Такого рода короткие записи занимали большую часть дневника.
Пролистав его, она обнаружила, что записи заканчивались седьмым августа, дальше шли пустые страницы.
Запись от седьмого числа состояла из одной строки:
«Завтра попытаюсь дойти до седьмого уровня. Безвозвратно?»
«Безвозвратно?» — несколько раз повторила про себя Эцуко.
А ведь так и получилось, Мисао не вернулась — на этой записи дневник оборвался.
Иначе говоря, она каким-то образом предвидела, что не вернется домой?
Подняв глаза, Эцуко посмотрела на Ёсико. Та в свою очередь смотрела на нее, куря очередную сигарету.
— Что означает эта запись седьмого августа? — спросила Эцуко.
— Понятия не имею.
Пролистала несколько страниц назад. Двадцатого июля вновь мелькнуло слово «уровень»:
«Третий уровень — на полпути сорвалось — обидно».
Пролистала еще дальше назад, стараясь ничего не пропустить. Первый раз слово «уровень» появилось четырнадцатого июля:
«Впервые испробовала первый уровень — Сингёдзи ».
Эцуко дважды перечитала эту запись.
Слово «уровень» само по себе казалось загадочным, но больше всего ее поразило собственное имя, приписанное рядом.
— Прошу прощения, я на минутку, — Эцуко поднялась, пошла в кухню и достала из ящика книгу записей домашних расходов. По форме это была обычная школьная тетрадка, но Эцуко ею дорожила, поскольку записывала в ней не только расходы, но иногда использовала как дневник.