Седой
Шрифт:
При виде широкоплечих здоровяков, которые сами были не прочь почесать кулаки, разудалая компашка, подогретая изрядной порцией спиртного, сочла за лучшее поспешно ретироваться.
Это происшествие снова заставило Костю насторожиться. Тем более, что за одним из киосков он заметил притаившихся щуплого и Веву – они пристально следили за происходящим…
На кладбище в эту раннюю пору было пустынно и тихо. Только у одной из могил, неподалеку от центрального входа, сидел на крохотной скамеечке какой-то мужчина, отрешенный и задумчивый. Костя прошел в глубь кладбища по широкой и чисто выметенной аллее к могилам
Затем Костя уселся на скамью и надолго застыл, стараясь не дать воли горестным чувствам, увлажнившим глаза.
Звук осторожных, крадущихся шагов нарушил тишину кладбища. Костя встрепенулся и, все еще во власти воспоминаний, с недоумением посмотрел на окруживших его парней.
И тут же вскочил, наткнувшись на знакомый прищур Вевы и самодовольную мину щуплого «тезки».
– Какая встреча!
Щуплый показал в ухмылке гнилые зубы и подошел к Косте.
– И в таком интересном месте… Здорово! Чего молчишь? Не рад? Напрасно.
– Что вам от меня нужно?
– Понимаешь, у нас тут разговорчик один к тебе имеется. Так сказать, по душам.
– О чем?
– Не просекаешь, значит? Объясню. Должок за тобой числится, малыш. Забыл? А вот Вева и Фуфырь помнят. Надо платить по счетам, малыш, надо. Такова жизнь.
– Только не здесь… Я вас прошу. Не нужно… здесь.
– Почему? Место вполне подходящее. Гы-гы… Уютное местечко, я бы сказал, для нашего разговора.
– Я вас очень прошу!
– Что ты с ним баланду травишь, Фонарь! Я эту падлу сейчас по уши в землю вобью!
В руках Вевы сверкнула звеньями велосипедная цепь, и Костя едва успел увернуться. Поднырнув под Веву, он резким движением швырнул его, словно мешок, на Фонаря, который едва удержался на ногах. Коротким хлестким ударом Костя успел опередить и второго, с какой-то замысловатой татуировкой на груди, попытавшегося достать его обрезком толстого бронированного кабеля.
Фуфырь, с такой же цепью в руках, как и у Вевы, видимо, вспомнив их первую встречу в пакгаузе, с перепугу шарахнулся в сторону, тем самым освободив Косте дорогу к центральной аллее кладбища. На бегу влепив прямой удар в челюсть еще одному из своры подонков, он перепрыгнул через чью-то могилу – и со всего маху грохнулся на землю. Фонарь все-таки достал его железным прутом.
Боль обожгла спину, на какое-то мгновение помутив сознание, но тут же, извернувшись, Костя вскочил на ноги и молниеносно ткнул головой в лицо Фонаря. Тот охнул от неожиданности и, выпустив из рук прут, упал навзничь. Лицо его залила кровь, хлынувшая из носа и рассеченной брови.
И это было последнее, что увидел Костя. Над его головой взметнулась чья-то рука, и вороненые шипы кастета, содрав кожу с виска, бросили онемевшее от внезапного шока тело в небытие…
Глава 6. КАПИТАН ТЕСЛЕНКО
Он долго вчитывался в скупые строчки оперативной сводки информационного центра федерального розыска:
«Из мест заключения бежал особо опасный преступник, вор-рецидивист Белик
Впрочем, читал Тесленко оперативную сводку больше по устоявшейся привычке, нежели по необходимости, – Крапленого он знал достаточно хорошо. И довольно пухлую папку из архива управления, где были подшиты многочисленные документы, рассказывающие о похождениях матерого волчары Крапленого, он мог даже не открывать – большинство из них было написано рукой тогда еще молодого опера Тесленко.
Эта папка попала на стол капитана не по воле случая. И уж вовсе не случайно он затребовал данные федерального розыска, к которым оперативники относились обычно весьма прохладно – не было печали, своих забот достаточно, пусть беглецов ловят те, кто их упустил.
А поводом к этому послужило заключение экспертов по последней, «мокрой», краже в промтоварном магазине.
Еще при первом осмотре места происшествия Тесленко обратил внимание на некоторые особенности воровского «почерка»: преступники работали в перчатках, а чтобы не оставить следов, они натянули на ноги специальные чулки, пропитанные настоем махорки и еще какой-то мерзости, от чего служебно-розыскной пес Буран чихал до слез. И самое главное – умело отключенная сигнализация-ревун и несколько необычный способ вскрытия сейфа с деньгами и драгоценностями: не «фомкой», старинным и неизменным инструментом «медвежатников», а при помощи автогена. Сейф был взрезан аккуратно и со знанием дела.
«Почерк» знакомый, но откуда?..
Мучительные размышления не пропали втуне – Тесленко вспомнил. Это было «дохлое» дело многолетней давности, в котором очень многое совпадало с нынешним.
Когда папку с данными по этому делу извлекли из архива, то оказалось, что одним из подозреваемых был Крапленый. К сожалению, доказать его причастность к той краже не удалось. Уже тогда он отличался завидной изворотливостью и хладнокровием, в чем приходилось не раз убеждаться молодому оперу Тесленко…
Полковник Храмов (подчиненные за глаза прозывали его Бубырем) был на удивление спокоен и рассудителен.
– …Крапленый, говоришь?
Храмов неторопливо просматривал план розыскных мероприятий.
– С какой это стати он стал «мокрушником»? – спросил он, посмотрев пытливым взглядом на капитана. –
Раньше за ним подобных «подвигов» не наблюдалось.
– Это версия. За неимением лучшей… – сознался Тесленко, пряча глаза. – При побеге он начудил, терять ему теперь нечего.
– Не густо. И бездоказательно. Так, мудрствование.
– Я уверен, товарищ полковник, это его «почерк»!
– Не горячись, Виктор Михайлович. В нашем деле уверенность появляется только после приговора суда. Да и то не всегда, и тебе это известно…
Тесленко ругнулся про себя: «Чертов Бубырь! Кишкомот… Его хлебом не корми, дай поизмываться над нашим братом. Нет других более-менее стоящих версий, нет!»
– Кстати, Виктор Михайлович, ты обратил внимание вот на этот пунктик в заключении экспертов?
Храмов ткнул толстым коротким пальцем в один из листков дела.