Сегодняшний вчерашний день
Шрифт:
Да, они не стали высокоразвитой цивилизацией, но в условиях постапокалипсиса устроились очень и очень неплохо. У них были защищенные от внешних агрессивных факторов дома, хорошая пища, материалы для изготовления посуды и одежды. Навьи не нуждались в огне, умели лечиться травами и широко использовали яды. Кроме того, они являлись расой телепатов, и использовали свои способности на полную катушку. Их предки, как подозревал Ян, наверное, умели гораздо больше, но часть знаний во время войны была, видимо, безвозвратно утеряна. Возможно, в далеком прошлом возник изначальный конфликт, который развел навий и людей по разные стороны баррикад. Янату очень хотелось раскопать этот секрет, достать его из-под земли и пролить свет на некоторые из загадок Нави. Он даже неосторожно предположил, что война шла между
А еще Янат рассматривал своды, подмечая как активна, оказывается, жизнь в безжизненных на первый взгляд камнях. Стоило внимательнее приглядеться, и вот открывался совершенно удивительный мир, совершенно не похожий на солнечный, но тоже по-своему привлекательный. В пещерах обитали маленькие жучки, черви, мотыльки и какие-то неизвестные ему насекомые побольше. Почти все они слабо фосфоресцировали, скорее всего, вырабатывали особые ферменты. Окрашенные во все цвета радуги, от бледно голубого до ярко оранжевого, они необычайно красиво смотрелись в полутьме. Но если пугались, то свечение тускнело, и жучки становились серыми или коричневатыми. Янат считал, что свечение играло в жизни этих существ роль дополнительной идентификации, как у животных и насекомых на поверхности играл бы запах.
Наблюдения помогали Яну отвлечься, подбадривали в периоды тоски. Увлекшись, он забывал все на свете и мог часами рассматривать метровых многоножек, что изящными зигзагами пробегали по отвесной скале. Удивительные твари, раскрашенные бледно-желтыми кольцами, круглыми пятнышками оранжевого по бокам и крапинками фиолетового на спинах, напоминали ему экзотические растения исторической родины.
Как ни странно, в воде живность так ярко не светилась. Янат пару раз увидел бледно сиреневую рыбу, от которой исходило слабое мерцание и все.
Мусса старалась не подпускать Яна близко, но ее добродушие и стеснительность вскоре стали ему очевидны. Напускная суровость иногда исчезала, и Ян с удивлением замечал нечто ему хорошо знакомое и человечное: страх одиночества, робость и тщательно скрываемое любопытство. Янат не спешил, хотя порой ему и хотелось надавить. Показывал свое дружелюбие мягко, ненавязчиво. Навья не верила, но на вопросы отвечала чаще. Между ними установился контакт, подобие мирового соглашения. Шаткий, хрупкий, раскачиваемый как лодка, то психозом Яната, то пугливостью аборигенки, однако он возник и креп. Они вцепились друг в друга мертвой хваткой, хотя в глаза сей факт отрицали.
В тот день Янат был подавлен и хмур. Улиток он больше не ел, а водоросли отвратительно пахли, и по вкусу напоминали пластиковую тарелку. Голод, уныние, раздражение заставляли Яна искать себе хоть какое-нибудь развлечение. Он совершенно потерял ориентацию во времени и пространстве. Попытался было сосчитать, как долго они находятся в пути, неразборчиво бурча под нос, но вскоре с досадой признал, что занятие это гиблое. Однообразие медленно превращалось в пытку. В тоннеле, по которому они плыли, его любимцев многоножек не стало, камни оказались блеклыми и безжизненными. Даже величественные башни, спирали и конусы сталактитов набили оскомину.
Мусса долго наблюдала за его мрачной физиономией, а потом в ее темных глазах появилось какое-то новое выражение. Ян уже привык, что эмоции у навий можно считать по глазам. Лицевые мускулы для мимики аборигены почти не использовали, только в периоды резких и сильных эмоций.
—Что? — ворчливо спросил он, заметив смену настроения навьи. Та прижала палец к губам и положила весло в лодку. Несколько минут спустя, она жестом указала на потолок. Янат задрал голову, но ничего не увидел. Вдруг, Мусса резко хлопнула в ладоши. Громкий, четкий звук эхом пронесся под сводами, и в воздух мгновенно поднялась туча жучков. Они метались над головами, словно мириады алых сверкающих капель, создавая картину настолько завораживающую, что Ян просто неподвижно и молча смотрел, слегка приоткрыв рот. Рубиновые жучки ярко вспыхивали звездочками, переливались крошечными огоньками,
Глава 21
сон 5
«Сад не выглядел заброшенным. Заросшим и только. Пышно раскинулись ветки декоративных кустарников, невысокая сирень еле слышно шуршала сердечками листьев. Бетонные плиты дорожки сильно потрескались, но форму еще сохраняли. По краям от нее цвели нежные, похожие на крупные колокольчики растения — розовые, лиловые, красные, вперемешку с ними флоксы, фиалки, и еще какие-то мелкие, белые. Высокие упругие стебли лилий чередовались с зарослями календулы, дикого мака и садовой гвоздики. Повсюду разрослись великолепные кусты роз, одурманивающие тонким ароматом свежести. Они привлекали внимание шмелей тяжелыми шапками алых, абрикосовых, желтоватых и бордовых цветов. А еще здесь росло много сорной травы: вытянутых гроздьями и пучками узких стрел и разлапистых листьев. Вперемешку с культивированными растениями буйно поднимались соцветьями, венчиками, бутонами полевые: ромашка, чистотел, незабудки, куриная слепота, лопухи.
Воздух звенел, разбиваясь на множество составляющих звука. Жужжание пчел, стрекот кузнечиков, гудение и треск — то закладывали крутые виражи стрекозы, маневрируя на прозрачных, блестящих на солнце хрустальными гранями крыльях, с крапинками золотого, зеленого и красного, шуршание жуков в высокой траве, шепот ветра. Именно звуки превращали сад в мир в мире, окутанный таинственностью, волшебством, тайной.
Среди кустарников великанами поднимались деревья: старые, кряжистые и совсем молоденькие, с тонкими, хрупкими стволиками. Первые — вздымались над зеленой поляной, величаво раскинув тяжелые и ломкие ветви, усыпанные зелеными плодами. Вторые — жадно тянулись вверх, к свету, и их узкие веточки с бахромой из золотисто-зеленой листвы, казалось, едва ощутимо дрожат от натуги, пытаясь прорваться, пробить дорогу к жизни под голубыми небесами.
Голубая ель с высохшим нижним рядом колючих лап, была самой высокой. С толстым стволом, проплешиной у корней и солидным участком тени, в которой ничего не росло. На верхушке ели висели маленькие шишечки, зеленоватые или коричневые с краснинкой. Отчего-то именно ее облюбовали мелкие пичуги. Прятались среди иголок от любопытных взглядов и голодных хищников. Их веселые, заливистые песни трелями разносились по всему саду.
Дом был почти незаметен среди этого буйства красок и смешенья форм. Простенький, деревянный, покрытый зеленой краской, с резным палисадом, уютный и по-домашнему привлекательный. К одной из стен плотно прислонены железные прутья метра три в длину. Изогнутые и широко, в виде каркаса, по периметру врытые в землю, они предназначались для виноградника, что густо оплетал его светло зеленой массой. В беседке стоял стол, несколько стульев и висела на крюке старая керосиновая лампа.
Солнце не пекло, лишь слегка припекало. Просвечивало между виноградными листьями, складывая пазлы круглых пятачков света на поверхности клеенки. По старому, выцветшему пластику скатерти плясали забавные человечки, крепко схватившись за руки. Ведь были же когда-то такие рисунки…
Легкий ветер трепал свободно болтающиеся концы клеенки, пытаясь закинуть их на столешницу. На ней стояла чашка. Белая, с тонкой золотой полоской и сколотым краешком. Внутри небольшое количество мутной жидкости и плавающий маленький лист. Выглядело так, как если бы чашку забыли на столе накануне вечером. Трогательная, очень домашняя картина случайно подсмотренной бытовой сцены отдыха на природе. Вот только не оставляло ощущение, что чего-то в этой пасторали не хватает. Мирная тишина окутывала тяжелым ватным одеялом. Становилась все более густой и насыщенной, а звуки смолкали, будто бы гасли, сходя на нет. Словно ниоткуда возникло чувство напряженности. Неестественности. Словно звонко, как будто что-то лопнуло, раскалывался на глазах знакомый мир.