Сегодняшний вчерашний день
Шрифт:
Янат с неприязнью подумал о яде, который недавно тек по его жилам и кошмарах, что преследовали его. Если бы не быстрая регенерация, которая достались ему от генетически измененного организма матери-шантийки, кто знает, как бы отрава повлияла на его здоровье? Узнать бы, сколько он находился не в себе? По-видимому, невольная компаньонка тоже несколько удивилась тому, как быстро Ян очухался, но ее реакция это не ответ на вопрос. Янат мысленно с досадой посетовал на несговорчивую аборигенку. С навьей нелегко будет найти общий язык. Он вздохнул и спросил:
— Если я скажу, что голоден,
Она на минуту задержала на нем взгляд темных глаз и неохотно ответила:
— В воде есть съедобные водоросли, ракушки. Надо подождать.
— Подождать чего?
— Озера. Скоро.
Яна раздражала манера навьи выдавливать информацию по капле, но он пытался быть терпеливым и сдержанным. В голове его все еще висел легкий туман и сохранялся неприятный привкус во рту.
— Там мы сможем отдохнуть?
— Да.
— Послушай, эти дни… они были тяжелы для нас обоих. Возможно, я был несдержан в эмоциях, но мой друг умер, а это тяжелое испытание. Знаешь, возникает масса вопросов о событиях прошлого.
— Нелегко найти ответы на некоторые вопросы, — произнесла навья и снова погрузилась в молчаливое оцепенение.
— Погоди-ка, а ты не думала, что на некоторые вопросы вообще нет ответов? — спросил Янат, начиная понимать, что к чему, — Иной раз, нужно просто двигаться по течению и принимать жизнь как есть, не искать в ней особого смысла. Что тебе или мне дадут бесплодные рассуждения? Нам нужно просто выжить, не так ли? Мы одиноки, оторваны от привычек, знакомых, мира. Не отталкивай меня, не ищи во мне врага, а? Давай начнем заново, будто едва познакомились. Нам необходимо быть на одной стороне, хотя бы какое-то время.
Навья отвернулась и снова уставилась вперед, по ходу движения лодки. Янат тихо скрипнул зубами. Ладно.
Он сел удобнее и задумался. Очень не хотелось вспоминать о некоторых вещах, но необходимость в самоистязании была. Ян не понимал, что именно не дает ему покоя, бесконечно возвращает наяву и в кошмарах к моменту известия о смерти Кэро, виду его тела, и собирался копать до тех пор, пока не выяснит. Кроме того, он хотел сделать хотя бы поверхностный анализ ситуации, взвесить свои шансы, решить, как связаться с базой, случись такая оказия. Ян готов был терпеть трудности. Рано или поздно он нащупает слабое место навьи и возьмет ее за «жабры», уж будьте уверены.
Хмыкнув, Ян улыбнулся аборигенке со всей любезностью, но та сделала вид, что в упор не замечает его. Правда, теперь, для него выверты компаньонки временно потеряли значение, он увидел кое-что поинтереснее неулыбчивой навьи. Русло реки расширялось, раздвигались стены, поднимался потолок. Они вплывали в огромную пещеру, большую часть которой занимало подземное озеро.
Глава 18
18 глава
Страх. Одиночество. Пустота. Время пожирающее самое себя.
Состоим ли мы из воспоминаний: эпизодов, вкусов, запахов? Если наше вроде бы общечеловеческое прошлое, настоящее, будущее — не что иное, как мы сами, и стоит изъять из мира ощутимого эту единицу «Я», как он прекратит свое существование.
Она пыталась бороться. Цеплялась за обрывки, жалкие остатки того, что когда-то являлось ее личностью, за крошечные образы, которые еще удерживала память. Все прочее постигла участь пустоты.
Она уже была лишена почти всех чувств и эмоций. Эхо не отражало криков, темноту вокруг не рассеивал ни один, даже самый малюсенький луч света. Кожа теряла чувствительность, и даже когда ладонь скользила по щеке, женщина испытывала лишь отблески прошлых ощущений: гладкости, теплоты, фактурности. Она дошла до той степени умственного истощения, когда самым сильным из чувств остается страх.
Она еще осознавала себя личностью, помнила половую принадлежность, смутно связывала себя с кем-то похожим на нее. Только это и помогало держаться, не соскальзывать в пучину безумия окончательно, понимать, что еще существует. Ни голод, ни холод, ни иные естественные потребности ее давно не беспокоили. Женщина или забыла о том, что это такое и зачем необходимо организму, или же не помнила тех минут, когда утоляла их. Порой, она не могла вызвать даже ассоциаций с образами, возникающими в голове, вспомнить того, что делала только что, как будто внутри ее возникли черные дыры, поглощающие воспоминания.
Она тонула в море спокойствия, абсолютного, безбрежного и равнодушного. Если и бежала куда-то, то не чувствовала под ступнями пола, не видела направления, не ощущала движения воздуха. Если лежала, свернувшись калачиком, то не понимала, где верх, а где низ «тюрьмы». Ее переполняли безысходность и отчаянное, невыносимое одиночество смертельно отравленного существа.
Она уже не кричала, не говорила, даже не шептала. Лишь в голове тихонько умирало: «Янат, Янат, Янат…»
Глава 19
19 глава
Янат не умел искренне, многоцветно восхищаться, размахивая руками и рассыпая горох витиеватых эпитетов. Он мог притвориться и вполне убедительно в случаях острой в том необходимости. Что не означало, впрочем, равнодушия к интересным или необычным явлениям, а скорее обычную эмоциональную сухость. Возможно, причиной тому был глубоко гнездившийся внутри страх раскрыться. Ян мог экспрессивно подумать: «Действительно, здорово!» — Но внешняя скука сменялась подобием легкой улыбки и все.
Когда лодка вплыла в подземное озеро, он был поражен и восхищен масштабом, величием открывшейся картины. Однако выражение на его лице мало чем отличалось от постной физиономии аборигенки. Река плавно вынесла путников на середину водоема, где течение замедлялось, позволяя полюбоваться открывшимся зрелищем. Все вокруг казалось залитым бело-голубым светом. На стенах пещеры росли грибы, светящиеся голубым, зеленоватым, лиловым и молочным. Их количество снова в разы увеличилось. В сравнении с призрачным сиянием сводов пещеры, поднимающихся высоко над водой, тусклое освещение естественных тоннелей, из которых они только что выплыли, выглядело бледным и превращало те в черные норы.