Секира и меч
Шрифт:
Люди у костра назвали себя. Здесь были: Генрих, Анри, Франсуа, Франц, Огюстен, Поль, Богомил, Карл и еще некоторые, имен которых Глеб не запомнил. Женщину звали Моника. Право, странные имена бывают у людей на свете.
Глеб назвал побратимов:
— Это Волк. А это Щелкун.
И Волк показал зубы.
Крестьяне сказали:
— С такими зубами зачем ему оружие?
Щелкун пропел соловьем; соловьиная трель сменилась орлиным клекотом; клекот — уханьем филина; потом были еще: чириканье синички, курлыканье журавля, токование глухаря, треск сороки, крик чайки…
Затем Глеб сказал:
— Щелкун известен тем, что съел однажды живую мышь.
— Вот чудак! — посмеялись крестьяне. — Он что?.. Помирал с голоду? С таким умением подражать голосам птиц он в любом городе найдет себе пропитание. Любой хозяин усадит его за стол, желая потешить детей. А в рыночный день этот Щелкун может озолотиться.
— А вот Васил. Он на все руки мастер.
— Знаем его! — опять засмеялись у костра. — Всюду бездельник свой нос сует.
Эти слова Васил тоже честно перевел.
Утолив голод, продолжили разговор.
Глеб, указав рукой на великое множество костров, выразил удивление — как много идет на юг крестоносцев.
Но крестьяне сказали: то, что он видит, только малая часть одного великого целого. Основные силы идут с Петром Отшельником через Филиппополь. Но, увы, посетовали крестоносцы, многие из отправившихся в поход вообще никуда не придут — ни в Святую землю, ни домой не вернутся, ибо в дороге настигла их смерть. Особенно в Паннонии много погибло людей. Громили иудеев в городах. А какие-то города пришлось брать и приступом… И с той, и с другой стороны много полегло.
Крестоносцы с сожалением качали головами:
— Вначале нас было, как звезд на небе. Казалось, будто целые страны двинулись в путь. Но потом нас становилось все меньше: кто-то погиб в честном бою, кто-то — занимаясь разбоем, кто-то отстал, сломленный болезнью; многие утонули в Рейне и Дунае. А многие еще только собираются идти… Однако все происходит так, как того хочет Бог. С этим никто не будет спорить.
Потом крестьяне мечтали, как, должно быть, мечтали каждый вечер у костра:
— Нас так много, что мы с легкостью задавим неверных. Рыцарям, которые пойдут за нами, нечего будет делать… Мы торопимся, потому что хотим быть первыми. Мы освободим Гроб Господень, мы поклонимся реликвиям и займем лучшие земли. Мы устроим рай на земле. Всякий будет сыт, всякий будет иметь одежды вдоволь. Мы станем через день устраивать праздники… Ради такой жизни стоит немножечко потерпеть. Как ты считаешь, друг?
Глеб соглашался:
— Я знал многих людей, которые, не задумываясь, пошли бы с вами.
Крестьяне-крестоносцы сказали:
— Нужно большое мужество, чтобы, бросив все, пуститься в дальнюю дорогу, в неизвестность. Человек, как растение, предпочитает пускать корни. Как пустит, с места его трудно сдвинуть.
Потом они много говорили о Петре Отшельнике из Амьена, монахе, которого называли еще Пустынником. Глубокой веры, большой самоотверженности человек. Думая о душе, тело свое содержит в строгости. Много размышляет о Боге, много молится, а пищу принимает скудную. И в жару, и в стужу бос.
За ним народ идет безропотно и волю его исполняет с радостью. Ни у кого не возникает сомнений: с Петром Oтшельником во главе крестоносцы добьются успеха.
Услышав, как хвалят крестьяне этого монаха, Глеб сказал:
— Хотел бы я хоть разок взглянуть на него.
Ему ответили:
— Посмотришь еще. Мы встретимся в Константинополе.
В это время, привлеченный запахом лепешек, к их костру подошел верзила Ганс. Крестьяне дали ему каждый по кусочку. И сказали:
— Ты смотри, Ганс, сам этот хлеб не ешь! Мы даем его тебе для детей.
Ганс кивнул и хмуро посмотрел на Глеба.
Когда Ганс отошел, крестьяне сказали:
— Мы видели, друг, как ты проучил этого дурня. Царапины с его рожи не сойдут до самого Константинополя.
Крестьяне одобрительно глядели на Глеба, ожидая, что он скажет.
Однако Глеб счел нужным промолчать.
Тогда крестьяне предупредили:
— Он хоть и дурень, этот Ганс, но хитрость у него звериная… Ты, друг, будь начеку! Как бы Ганс не воткнул тебе в спину нож… Мы не видели еще, чтоб он кому-нибудь простил обиду. Злой человек. Детей его жалко…
Глеб переглянулся с Волком и Щелкуном и опять ничего не сказал.
И крестоносцы его похвалили:
— Ты такой великан и силач, а так скромен!..
Тут Моника вставила свое слово скрипучим голосом:
— Ставлю об заклад половину лепешки, что этот человек из Рутении поборет рукой нашего Гийома!
Гийом при этих словах усмехнулся.
Анри и Франсуа, земляки Гийома, вступились за него:
— Ты сама не понимаешь, что говоришь, женщина! Мы знаем Гийома с детства. У него очень сильная рука. Никому еще не удавалось побороть Гийома…
— Ставлю половину лепешки… — упорствовала Моника.
Генрих из Кёльна поддержал ее:
— Я тоже рискну половиной лепешки. Хотя она обкусанная… Этот Глеб из Рутении одолеет Гийома.
Огюстен и Поль, разволновавшись, стукнули себя по коленям:
— Не бывать этому! Наш Гийом непобедим!.. Что вы слушаете эту старую дуру?
Богомил и Карл сложили свои объедки возле половинки лепешки Моники. Франц занял сторону Гийома. И от других костров подошли люди посмотреть, что здесь за шум.