Секондхендж
Шрифт:
– Ну, спасибо тебе, товарищ Арсений!..
– неистово пробурлил он.
– Чем недоволен?
– устало молвил сухопарый, присаживаясь к столу.
– Битый час сидеть и слушать этого, прости Господи, мракобеса! Шмальнуть бы разок в поганца...
– Из чего?
– Да уж пронес бы как-нибудь!
– Пронес один такой! Видал, какой у них шмон на входе? Ну, допустим, пронес... А толку? Вынуть бы не успел...
– Успел бы.
Возразить на это было нечего. Судя по ухваткам, обладатель совиных глаз знал, что говорит.
– А смысл?
– сердито
– Ты что из него, Авраама Линкольна сделать хочешь? Юлия Цезаря хочешь сделать? Поздно шмалять, товарищ Артём! Проглядели.
– Кто проглядел?
– Я проглядел!!!
Совиноглазый товарищ Артём издал утробное урчание. Оббитые в классовых боях кулаки его сжимались и разжимались.
– Ты посмотри, как принимают!
– с горечью продолжал Арсений.
– Месяца не прошло, а какую силу взял! Околдовал он всех, что ли?
– Может, и околдовал, - угрюмо откликнулся его молодой товарищ.
– На то он и колдун...
Глава 2
Прикладная эзотерика сплошь и рядом сталкивается с такими загадочными, на первый взгляд, явлениями, как пробой и замыкание, когда отдельная особь оказывается вдруг закорочена на людскую массу, а то и вовсе на космические силы, что, собственно, и произошло с бледным одутловатым юношей, ставшим вдруг сочинять стихи из одних гласных.
Простейший пример: если, допустим, ваша сослуживица, добрейшей души человек, с неожиданной свирепостью заявляет, что, будь ее воля, всех бы умников перебила, вряд ли она могла сама додуматься до такого зверства. Скорее всего, имело место мимолетное замыкание на социум - и устами женщины высказался народ в целом.
Как известно, каждый человек разумен и глубок, в чем легко убедиться, обсуждая что-либо вдвоем-втроем. Сами, наверное, замечали: стоит вмешаться четвертому - происходит замыкание и разговор немедленно глупеет, вырождается, теряет связность, сползает в цинизм. Поэтому классический способ распития поллитровой бутылки водки требует именно трех участников. Не зря же заповедал Христос: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Если уж на то пошло, что такое традиционно проклинаемый принцип тоталитарных режимов «больше трех не собираться», как не проявление заботы о поддержании интеллекта и совести граждан на должном уровне!
И чем больше людское скопление, тем меньше проскакивает в нем искорок разума и добра. Изложите вкратце мировую историю, и окажется, что все нации без исключения вели и ведут себя подобно группе дебильных подростков, по каждому из которых давно плачет либо психушка, либо детская комната милиции.
А теперь несколько слов о Глебе Портнягине, том самом ораторе, на которого молилось теперь все Баклужино (разумеется, за исключением политических противников) и которого, затаив дыхание, только что слушали в «Авторской глухоте».
Примерно полмесяца назад какая-то безымянная сволочь, так и оставшаяся неизвестной, прокляла бедолагу, закоротив его энергетику на стихию, именуемую народом. По сравнению с такой бедой, упомянутые выше замыкания не более чем мелочи жизни.
Но если умышленно закоротили... В девяноста девяти случаях из ста жертва подобного проклятия скоропостижно гибнет за Отечество, и только в одном случае происходит обратное. Именно такой случай выпал ученику чародея Глебу Портнягину, с чего, собственно, и началось стремительное восхождение его звезды на политическом небосклоне.
Способствовал этому и сам исторический момент: суверенная республика Баклужино, полгода считавшаяся самопровозглашенной, перестала наконец считаться таковой и готовилась избрать первого своего Президента.
– Проигрываем выборы...
– подвел невеселые итоги желчный сухопарый Арсений.
– И откуда он такой взялся? Экстрасенсы, колдуны... Они ж всегда, как кошки, были - каждый сам по себе! А этот из них коалицию сколотил. Месяц назад в голову бы никому не пришло...
– Ну так...
– с надеждой подсказал совиноглазый Артём, выразительно запуская растопыренную пятерню под пиджак.
– Сказано тебе: нет!
– отрезал старший товарищ и спустя малое время пояснил: - Ну, замочишь! Думаешь, ихний блок сразу и распадется? Еще крепче станет! Был просто блок, а станет блок с иконой. С мучеником. Невинноубиенным подколдовком Глебом Портнягиным...
Оба замолчали подавленно.
– Компромат бы на него какой сыскать...
– молвил с тоской Арсений.
– Так ведь он на виду-то без году неделя... Ни на чем еще подорваться не успел...
Внезапно его собеседник насторожил уши. Уши у него, кстати, тоже были весьма примечательные. Волчьи.
– Что там?
Снаружи отчетливо лязгнула цепь на сваренной из железных прутьев калитке. Кто-то пытался проникнуть в агитхрам.
– Поди взгляни.
Волчеухий товарищ Артём поправил под мышкой ствол и вышел в ночь. Вскоре вернулся, подталкивая в спину - кого бы вы думали?
– одутловатого глашатая Вселенской Гармонии.
– Так...
– озадаченно сказал Арсений, чуть отшатнувшись от незваного гостя.
– А ты тут что забыл, нехристь космический?
У космического нехристя было отчаянное лицо. Сел на ближайший табурет, сгорбился, скрипнул зубами.
– Дедавиву!
– сдавленно выговорил он.
Двое переглянулись, но уже в следующий миг до обоих дошло, что произнесено было слово «ненавижу». То ли родоначальник новой поэзии после контакта со Сверхразумом раздружился со всеми согласными скопом, то ли и раньше не слишком с ними дружил. Думается, известные строки Сергея Есенина прозвучали бы в его исполнении примерно так:
И нифто дуфы не потвевовыт,И нифто ее не бвофит в двоф...